Спецпредложения от компании «Теремъ»

Инновации от «Теремъ»

Новый профиль бруса, угловое соединение «ласточкин хвост», брус с сечением 220 мм

подробнее

Читайте о загородной жизни в журнале «Теремъ»

Строительство и ремонт, дизайн и интерьер, сад и огород, обустройство дома, традиции дачной жизни и истории знаменитых особняков – лишь некоторые темы, о которых мы пишем в нашем журнале. Ищите все самое интересное и подписывайтесь на рассылку свежих статей.

ОТКРЫТЬ ЖУРНАЛ

Новости и события

Раскрасьте лето «Акварелью»!

Серия одноэтажных коттеджей «Акварель» от компании «Теремъ» подойдет тем, кто мечтает о просторном доме со вторым светом.

17.06.2022

Поздравляем вас с Днем Победы!

Этот праздник стал символом доблести, мужества и единства нашего народа.

06.05.2022

Поздравляем с праздником Весны и Труда!

Уважаемые друзья!

От всей души поздравляем вас с Праздником Весны и Труда!

28.04.2022

с Днем народного единства!

с Днем народного единства!

02.11.2021

Фиксируйте стоимость! Стройтесь в 2022 году!

Мечтаете построить дом в следующем году по стоимости 2021? Осуществите свою мечту!

20.10.2021

Представляем нового партнёра в Ростове-на-Дону!

Партнер компании «Теремъ» ООО «СТ-Групп» открывает новый третий офис в г. Аксай Ростовской области!

01.10.2021

Серия проектов «Барн»

Эти небольшие одноэтажные коттеджи выполнены в современной концепции барнхаус. Такие дома понравятся тем, кто предпочитает лаконичный дизайн, удобные в эксплуатации строения, а также комфортные и функциональные планировки.

01.10.2021

Фиксированные сроки строительства

В нашей компании установлены сроки строительства, которые зафиксированы в договоре: бани – от 4 до 10 дней. Садовые домики – от 5 до 9 дней. Дачные дома – от 6 до 20 дней. Коттеджи – от 11 до 60 дней.

01.10.2021

Строим с соблюдением строительных норм и правил!

Все проекты деревянных и кирпичных домов/бань разработаны в соответствии с требованиями СНиП и стандартами, применяемыми к строениям данных типов.

01.10.2021

Качество «Теремъ» подтверждено Федеральной Системой Качества

Компания «Теремъ» прошла сертификацию и получила подтверждение соответствия качества используемых стройматериалов и построенных нами домов из дерева.

01.10.2021

Новые проекты «Теремъ» – коттеджи «Академик» и «Акварель»

Мы не останавливаемся на достигнутом и стараемся предложить вам новые проекты, усовершенствовать существующие.

30.09.2021

Все новости

С остальными новостями компании «Теремъ» вы можете ознакомиться в разделе «Все новости».

Открыть

все новости

О компании «Теремъ»

В 2010 году на рынке деревянного домостроения Московского региона появилась новая, принципиально отличающаяся от других, компания.

Ее создателями и впоследствии движущей силой стала команда профессионалов с огромным опытом работы. Глубокое знание сферы помогло компании «Теремъ» совершить важный прорыв в области деревянного домостроения. Главной идеей стало строительство качественных и комфортных домов.

Сегодня «Теремъ» предоставляет полный спектр услуг: строительство деревянных домов, достройка и реконструкция, инженерные коммуникации, кредитование и страхование, благоустройство и продажа земельных участков и многое другое.

Наш партнер в Ростове-на-Дону — ООО «СТ-ГРУПП»

Заявка на звонок

Вы можете оставить предварительную заявку на понравившийся Вам проект, и в ближайшее время с Вами свяжется наш менеджер. Заявка не накладывает никаких обязательств, а является запросом только на получение информации.

Имя

Телефон

Город

Внимание! Все поля обязательны для заполнения.
Отправляя форму, вы соглашаетесь с Политикой обработки данных.

Терем-теремок — LiveJournal

В наш Терем-Теремок!

Жители Теремка:
~ Хаим — 13 лет
~ Мойше 16 лет
~ Йосиф 18 лет
~ Эстер 21 год
~ Мара (Мирьям) 24 года, её муж Натанель Пинто и дочка Лея
~ Дора 26 лет, её муж Яков Леви, дочки Хая и Батья и сын Давид

а также,
~ папа Саша 49 года
~ мама Яна, такая же молодая

Человеку, попавшему в тяжёлую стрессовую ситуацию или пережившему её, очень важно чувствовать, что другие люди, близкие или далёкие, понимают тяжесть его ситуации и сопереживают ему.
Важно получить отклик и признание от людей, находящихся вне этой травматичной ситуации: «да, происходящее/произошедшее, действительно ужасно, и я понимаю, что тебе невероятно тяжело».

Я сейчас не буду говорить о том, как помочь человеку. Не всегда это вообще возможно. Но услышать человека, признать, что произошло нечто ужасное и проникнуться его болью можно всегда.
Это первый необходимый шаг на пути помощи пострадавшему: «Я слышу. Я понимаю. Я сопереживаю.»

Человек, попавший в беду, часто недоумевает, как другие люди могут спокойно продолжать жить дальше, когда происходит/произошло такое?!

( Read more…Collapse )

В предыдущем посте я писала моим друзьям-россиянам.
Теперь я хочу обратиться к российским евреям.
Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать.
Просто скажу про свои ощущения, потому что у меня нет права говорить вам, как жить и жить ли.

Я чувствую, что мечусь возле ворот гетто и прошу, умоляю: «Евреи, бегите! Пока ещё ворота не захлопнулись окончательно, пока ещё остались лазейки в заборе, пока вас ещё не повели к яме! Бегите! Спасайте своих детей из этой западни, уводите близких!»

Евреи, если вы хоть немного знаете нашу историю, вспомните, на кого складывают вину за все провалы.
С вас спросят за голод и разруху, за несостоявшийся триумф и крушение надежд.
А ещё вам припомнят Немцова и Чубайса, Галкина, Урганта и Гордееву. И за Соловьёва, Ротенбергов, Абрамовича, Жириновского, Кедми и Слепакова с вас тоже спросят. И за главного украинского националиста Зеленского вместе с Гордоном прилетит. И за Беннета, и за израильскую военщину придётся ответить.
Мы же это всё проходили, евреи.

Скоро Песах. Времени на колебания нет. Хлеб не успеет взойти. Свобода — это не всегда изобилие на столе и мягкий диван. Иногда это блуждание по пустыне и опресноки.
Рабство оно такое знакомое, притёртое и безопасное. А впереди — пугающая неизвестность.
Но море расступается. Нужно только войти в него.

Знаете, бывает так: среди всеобщей суеты и многоголосого гама чётко слышишь внутренний голос и точно видишь развитие событий. Но так хочется ошибиться! Так хочется, чтобы твоё видение оказалось ложным, а прогнозы окружающих оправдались!

Сейчас для меня наступил такой момент. Ноющее и тревожащее предчувствие за долгие годы стало уже привычным. Но именно в последние недели оно закрутилось в один тугой колючий клубок, который стоит в горле и не даёт отвлечься ни на что другое.

Каким сладким было бы сейчас для меня признание, что моё предчувствие было лишь плодом моего воспалённого воображения! С какой радостью я бы признала свою ошибку, а ваши оптимистические прогнозы верными!
Я буду счастлива через месяц, через год сделать апдейт к этому посту: «признаю свою ошибку и прошу прощения, что сеяла панику!»!
Это будет один из счастливейших дней в моей жизни.

Но сейчас я чувствую, что я должна озвучить свои мысли, даже если это расстроит и раздразит вас.
Друзья-россияне, прошу вас, ещё раз подумайте об отъезде из России.
Дело идёт к тому, что двери скоро закроются, а дальше начнётся настоящий беспредел. Немножко беременным быть не получится. Вас заставят играть в эту игру. Вас и ваших детей.

Я понимаю, что «Родина». Но иногда приходится делать выбор между родиной и детьми, между родиной и вашим личным будущим. Я даже понимаю, что своё будущее можно поставить на карту. А будущее своих детей?

Послушайте: если весь этот кошмар скоро закончится, то вы вернётесь. Как из затянувшейся поездки.
А если нет, то вы не пожалеете, что так круто повернули руль своей судьбы.

Я знаю, как невероятно сложно выбирать между родной тюрьмой и чужим садом. И не хочется верить, что родное превратится в тюрьму. Но оно уже…

Скажите мне: «у нас всё ОК, мы уже это проходили и ничего, выжили, зато какой вкусный был пломбир и какие душевные были песни».
Скажите мне: «да, я лучше буду сидеть на нарах со своими, чем гулять по бульварам с чужаками».
Я пойму и больше не буду капать вам на мозги.

Но если вы хоть на секунду задумывались об отъезде, не теряйте времени, его осталось катастрофически мало.

Знаете, что такое рожать и растить детей в условиях социального вакуума, в отсутствии поддержки окружающих, когда каждый «психолог» и каждая продавщица в магазине в два счёта докажет тебе, что дети твои будут нежизнеспособны и не выдержат жизненных бурь и невзгод?

Знаете, что такое сажать и растить деревья на целине, под палящим солнцем, среди камней и бурьяна?
Три часа копать ямку, выворачивая из сухой твёрдой почвы тяжеленные камни, осторожно опускать в неё ком земли, пронизанный тонкими нежными корешками с торчащей из него маленькой зелёной веточкой. Каждый день бегать к молодому саженцу поить его водой, осматривать его тонкий стволик и листики: нет ли вредителей. Удобрять, закутывать сеткой, подпирать от ветров. Зимой расчищать заросли колючих сорняков, вымахивающих выше деревца. Летом присыпать землю от испарения влаги и поливать, поливать, поливать. А ещё отпугивать диких животных, норовящих погрызть ветки.

И так проходит год, два, три, семь. И ты ходишь от деревца к деревцу по этой выжженной солнцем и продуваемой ветрами целине и лелеешь, и опекаешь, и обласкиваешь каждый саженец. Окидываешь взглядом жёлтое поле с еле заметными зелёными пятнами на нём и точно знаешь, что через 15, 20, 30 лет здесь будет шелестеть кронами роща. Здесь устремятся в небо крепкие стволы деревьев, здесь раскинется в стороны множество ветвей. Здесь высокие статные деревья будут нежно касаться друг друга кончиками листьев и покрывать землю плотной густой тенью.

Когда-нибудь я больше не будут тянуть шланг от одного дерева к другому, им больше не понадобится моя защита и опека. Я просто буду приходить, приезжать, возвращаться мысленно сюда. Я буду сидеть в тени зелёных развесистых крон, обнимать толстые стволы, закидывать голову вверх, любуясь причудливым зелёным кружевом листьев на фоне ярко-голубого неба, я буду вкушать плоды и наслаждаться красотой и прохладой маленького зелёного оазиса, выращенного мною на этой каменистой земле под палящим солнцем.
Когда-нибудь всё будет именно так. Я знаю.

А пока… пока я хожу по социальной, выжженной бездушием целине, опекаю, защищаю от жизненных бурь, обласкиваю каждого своего ребёнка. И знаю, точно знаю, что мои дети вырастут, повзрослеют, окрепнут и смогут выстоять в любых жизненных бурях, и смогут защитить, помочь, поддержать и помочь многим и многим другим людям.

А сейчас прощаюсь с вами и иду поливать будущую зелёную рощу.
Ваша Яна Зиниград

Рассказала сыну об одном посте Михаила Лабковского на тему «полезен ли навык послушания», спросила, что сын думает об этом.
Он ответил: «Это вообще не про меня. Я всегда делаю так, как считаю нужным.»
Я уточнила: «А вообще умение слушаться может быть полезно?»
Он мгновенно отреагировал: «Нет. Это мешает саморазвитию.»

Этот мальчик с детства отличался тем, что в своих действиях полагался только на свои решения (чем, конечно, очень часто осложнял нашу рутинную родительскую жизнь). Не в моменты раздражения его упрямством, а на ясную голову мне всегда было очевидно, что это одно из самых важных человеческих качеств, которые помогают человеку выдержать давление толпы, остаться самим собой, найти свой путь в жизни и двигаться по нему, не обращая внимания на попытки окружающих пригнуть его голову и привести к общему знаменателю.

Я верила и верю в этого мальчика. Как и в каждого из моих детей.
Но удивила меня краткая точная молниеносная формулировка, в которой содержалась вся лекция на тему послушания.

Подумала о том, что часто бывает так, когда мы сначала настойчиво учим детей «плохому», а потом пытаемся приучить к «хорошему». Вот только несколько примеров.

С рождения мы приучаем ребёнка справлять большие и малые нужды под себя. А после года-двух учим его контролировать эти процессы и не пачкать одежду.

Сначала мы приучаем детей «есть, что дают», не оставлять еду на тарелке, не быть слишком переборчивыми в пище. Правило «сначала обед — потом десерт» вообще не подлежит обсуждению. Нередко используем сладости в качестве поощрения в «дрессировке». А, когда дети взрослеют, наставляем: «есть нужно в меру», «не пихай в рот всё подряд», приучаем к «здоровому питанию».

В первые годы жизни дети часто слышат от нас: «не крутись под ногами», «не трогай, разобьёшь», «не мешай мне заниматься делом». А лет через десять вдруг решаем, что ребёнок должен участвовать в домашних делах, и начинаем приучать его «помогать родителям».

С учёбой та же ситуация. Сначала «не суй везде свой нос», «вырастешь — поймёшь», «рано тебе ещё это знать», «не суй туда руки — опасно». А позже удивляемся: «что это наш ребёнок ничем не интересуется?» и начинаем впихивать знания в его голову насильно.

Ещё одно распространённое явление. Противопоставление детей друг другу, сравнение одного с другим, фразы: «ты большой, должен уступать», «он маленький, ничего ещё не понимает», и коронное: «будете ссориться — накажу обоих», «как же вы надоели мне оба, не буду вас любить!». Потом смотрим: вражда между родными братьями и сёстрами становится неотъемлемой частью жизни, и начинаем приучать детей любить, уважать друг друга и «жить дружно».

Я знаю, очень трудно отказаться от вбитых нам самим с детства представлений о ращении ребёнка, от запавших глубоко в сознание фраз и правил.
Но можно попробовать. Можно попробовать увидеть в своём ребёнке человека. Такого же, как мы сами, просто очень маленького. Можно в отношении к нему не руководствоваться понятиями о «несмышлёныше» и «чистом листе». Можно вообще выкинуть эту заслушанную, затёртую, заевшую пластинку с названием «Воспитание» и чаще смотреть ребёнку в глаза, искать ответы в них, в мимике, в звуках, в движениях малыша. Чаще представлять себя на его месте, вспоминать свои детские ощущения, радости и переживания. Учиться слушать и слышать, понимать и доверять этим маленьким людям, пришедшим именно к нам и всецело от нас зависящим.

«Хорошо, что нас так много» — сказал сегодня утром Хаим, войдя в дом после того, как помог сестре перенести тяжёлый вазон.
Я спросила: «Почему ты вдруг об этом подумал? Ты представил себе, что могло бы быть как-то иначе?»
Хаим ответил: «Ну, да, бывает только двое или трое детей. И те друг с другом цапаются.»

Наблюдая за нашими детьми и их отношением друг к другу, я вижу, какая редкая и очень важная способность человека — ценить момент, в котором находишься и радоваться тому, что имеешь. Сейчас ценить, а не потом ностальгировать, что вот раньше, когда я был ребёнком…, когда я был молодым…, когда все ещё были живы…

И ещё я думаю о том, что, и правда, это прекраснейший дар судьбы — много братьев и сестёр.
Много родных и близких людей, идущих по жизни от самого начала до самого конца. Это неиссякаемый источник безусловной любви, силы, поддержки и приятия. Это понимание с полуслова, с полувзгляда. Это стойкое чувство какого-то высшего единства, берущее начало в общем родительском источнике и общем детстве.
Это едино_кровность, едино_утробность, схожие черты лица и общий язык символов.
Это нечто большое и незыблемое, что объединяет, связывает и одновременно даёт возможность каждому быть самим собой, идти своим путём.
Это целый мир, уходящий корнями в общее прошлое, широко раскидывающий крону настоящего и тянущийся ветвями в будущее.
Вот что такое родные братья и сёстры.

Нашла интересный документ — Дело Черниговского губернского правления о выборах старосты 2-й молитвенной еврейской школы (синагоги) города Новгород-Северского.
Происходило это в феврале 1894 года.
Кандидат был один — Нохим Лейбович Шур.

В это время в Новгород-Северском жила семья моего прадедушки Моше. Ему самому было 3 года, а в выборах принимал участие его отец — Самуил Лейбович Полыновский.
Его имя стоит 6-м в списке.

Перед голосованием все участники, под руководством общественного раввина М.Гордона, принесли присягу и подписались под «Клятвенным обещанием».
В деле приводится его перевод на русский язык: «Я, нижепоименнованный, обещаю и клянусь Господом Богом (в еврейском тексте А-й), Богом Израилевым, с чистым сердцем, и не по иному скрытому во мне смыслу, а по смыслу и видению, приводящему меня к присяге, в том, что хочу и должен при надлежащем выборе в должность старосты молитвенной школы, по чистой моей совести и чести, без пристрастия и собственной корысти, устраняя вражду и семя родства и дружбы, избрать из моих собратий таких, которых, по качеству ума и совести их, нахожу способнейшими и достойнейшими и от которых надеюсь, что они в возложенных на них должностях окажут себя ревностными в службе Императорского Величества и попечительными о пользе общественной. …… Аминь.»

Всего подписались 49 человек, большинство из них русской грамотой не владели, и за них подписался мой пра-прадед Самуил Полыновский.

Дальше приложен «Баллатировочный лист» с именем избранного и число голосов «за» и «против». И к нему опять подписи всех участников голосования. И опять моему пра-прадеду Самуилу пришлось потрудиться: написать имя и фамилию каждого и к ним приписку «за неграмотного расписался Самуил Полыновский».

Но на этом история выборов не заканчивается, потому что власти обнаружили, что к присяге были приведены 49 человек, а голосовали 50, поэтому было дано указание провести повторные выборы.

На эти выборы в апреле этого же года мой пра-прадед Самуил не пришёл (не знаю, по какой причине, возможно, его достала эта мышиная возня с присягами царю, и я его очень хорошо понимаю).
За не владеющих русской грамотой на повторных выборах пришлось отдуваться другому еврею, Михелю Рапопорту.

Вообще людей было меньше, причём голосов «за» было практически столько же, а «против» был один. Видимо те, кто не поддерживал этого кандидата, решили не тратить время, понимая, что их голоса всё равно ничего не изменят.

В общем, несмотря на то, что с тех пор прошло 125 лет, нам эта тема близка и понятна : )

Посмотрели фильм «Опасный метод» по одноимённой книге Кристофера Хэмптона.
Фрейд, Юнг, Сабина Шпильрейн.

Мало смотрю фильмы и ещё реже получаю от них удовольствие. Этот понравился. Думаю, что когда-нибудь захочу пересмотреть. Актёрская игра замечательная.
Некоторые ошибки в описании подходов, возможно, объясняются свободным переводом. Люди, знакомые с психоанализом, мысленно исправят эти огрехи. Не уверена, будет ли этот фильм интересен тем, кто далёк от учения Фрейда.

Снова ожила вера в то, что когда-нибудь я всё же встречу настоящего психоаналитика.

ТЕРЕМ. Information about company. Addresses, contacts, reviews, photos, publications

(13382)

(6)

Enter the text that will be visible only to you

Категория:

Create newОбщая

Оптовая компания «Терем» с 1991 года успешно работает на рынке оптовых поставок оборудования для систем отопления, водоснабжения, канализации и является официальным дистрибьютором ведущих европейских компаний – производителей: Global, Luxor, Vaillant, Protherm, Rifar, Prandelli, Blansol, Tiemme, Rehau, Itap, Danfoss, Watts, Baxi, Viessmann, Grundfos, Meibes, Cimm, Varem East, Reflex, Bosch, Drazice, Syr, DeLonghi, Kermi, Frisquet.

Структура рейтинга

Отлично
Хорошо
Неплохо		1
Плохо
Ужасно

Отзывы и рейтинг компании Терем

Смотреть отзывы

Фотоальбом Терем

Видеогалерея Терем

Оборудование

Бренды

Ventilation/conditioning

• Automatic controllers, modules. ..
• Pumps for condensate
• Household air conditioners
• Ventilation

Water treatment/waste

• Piping systems
• Water treatment

Plumbing

• Fittings etc.
• Heated towel rails

Heating

• Gas heaters
• Gas floor standing boilers
• Gas wall-hung boilers
• Universal floor standing boilers
• Condensing boilers
• Electric boilers
• Solid fuel and pellet boilers
• Industrial boilers
• Gas burners
• Diesel burners
• Combined burners
• Waste oil burner
• Expansion vessels
• Indirect heating boilers
• Quick assembly systems
• Heating radiators
• Heat exchangers
• Insulation
• Gas instantaneous water heaters
• Gas storage water heaters
• Circulation pumps

Electrical equipment

• Electric instantaneous water heaters
• Electric storage water heaters
• Electric underfloor heating

Pumps

• Pumping stations and special pumps
• Submersible pumps
• Sewage pumps
• Pressure booster pumps

Home appliances

• Central vacuum cleaners
• Household appliances , Electronic devices

Sanitary equipment

• Sanitary equipment

Electric transport

• Special equipment

High-Tech, science

• Hardware & software

Renewable energy

• Solar collectors
• Heat pumps

Архитектурное путешествие: терем в Асташове и чухломские леса

Архитектура

Если возникает потребность ненадолго уехать “в глушь”, у нас есть для вас идеальный адрес: отправляйтесь в лесной терем в Асташове, чтобы полностью отключиться от городской суеты, приобщиться к русскому гостеприимству, хорошей архитектуре и особой красоте нашей глубинки.

Марина Юшкевич

26 февраля 2019 г.

Нечасто окажешься в отеле, где первой тебя встретит приветливая хозяйка, а вторым — настоящий экскурсовод, который, едва ты забросишь сумку в номер, увлечет тебя показывать номера и комнаты, подробнейшим образом рассказывая историю места, дома и каждой самой мельчайшей детали в нем.

Именно так нас встречают в Асташове, невероятном месте в самой настоящей костромской глуши, где из старинного терема 1897 года постройки сделали музей и отель одновременно.

У терема романтичная история создания. В конце XIX века уроженец Асташова крестьянин-миллионщик Мартьян Сазонов, заработав капитал предположительно на деревянном строительстве, вернулся в родную деревню. Возвратившись, вдовый Мартьян решил снова жениться, выбрав юную дочку местного дьякона, на 30 лет моложе, чем он сам. Терем строился как свадебный подарок — яркий, с причудливой башенкой и нарядным крыльцом, на радость молодой жене. В качестве основы проекта Мартьян выбрал работы архитектора Ивана Ропета, который активно разрабатывал популярную в конце века неорусскую тему.

“Впервые Андрей и Ольга увидели терем, приехав сюда на велосипедах”, — артистично рассказывает про новых владельцев дома, вернувших его к жизни, гид Михаил. Андрей Павличенков и Ольга Головичер, о которых идет речь, — хозяева и создатели этого чудесного отеля-терема. Они действительно наткнулись на него почти случайно примерно 10 лет назад: увлекаясь архитектурой и краеведением, в одном из справочников они обнаружили описание старинного резного деревянного дома и приехали сюда из Москвы просто его посмотреть.

Терем нашли не сразу: он сильно зарос и едва проступал сквозь деревья — покосившийся, потемневший и совершенно сказочный, несмотря на свой растерзанный вид. Ни у Андрея, ни у Ольги и в планах не было его восстанавливать единолично, а тем более покупать. Несколько лет они потратили на то, чтобы убедить администрацию области взять дом под свою ответственность, сделать памятником, присвоить статус, восстанавливать, перевезти в музей деревянной архитектуры, наконец.

Параллельно устраивали субботники с друзьями и волонтерами. Но терем ветшал, нарядная резная башенка кренилась не хуже Пизанской, и когда он уже приближался к точке невозврата, Андрей неожиданно для самого себя выкупил его и занялся настоящей научной реставрацией с привлечением лучших специалистов. Деревянные детали фасада зафиксировали и пронумеровали, дом полностью разобрали и отвезли в реставрационные мастерские. Те части, что прогнили насквозь, заменили: под замену пошло 40 % древесины и более пяти тысяч деталей резного декора.

Максимально восстановлены оригинальные интерьеры, занятно сочетающие крестьянское прошлое Мартьяна Сазонова и городскую моду, подсказанную годами жизни в Санкт-Петербурге: первый этаж с людской и большой печью близок по обстановке к хорошей зажиточной избе; второй этаж, холл, гостиная, нарядная лестница, бесспорно, навеяны городскими вкусами.

Людская, которая теперь выступает в роли столовой для обедов и ужинов.

Зона столовой.

Фрагмент столовой.

“Здесь все было разрушено, — качает головой Михаил. — Терем с 1970-х годов стоял пустым, и местные брали все, что можно унести: изразцовую плитку вот всю ободрали. Мы даже знаем, где она теперь украшает печь”.

Большая гостиная с изразцовой печью на втором этаже.

Фрагмент гостиной.

Интерьеры воссоздавали буквально по крупицам, обрывкам обоев, обломкам штукатурки, тщательно следуя первоначальному замыслу. И история каждого восстановленного фрагмента — почти детективный роман с расследованиями.

Фрагмент гостиной.

Так, на втором этаже, в элегантной гостиной, восстановлены две изразцовые печи — в свое время они были заказаны на Рыбинском заводе. Новые хозяева с помощью фирмы в Санкт-Петербурге нашли старые каталоги и воссоздали печи такими же, как были при Сазонове.

Фрагмент гостиной.

На столике на подносе рядом с печью лежат потемневшие клочки бумаги, наклеенные на дореволюционные газеты. Это все, что осталось от обоев, которыми были украшены стены в гостиной: ни рисунок, ни тем более цвета на них почти не читаются. Тем не менее по этим клочкам английский профессор Роберт Вестон воссоздал не только рисунок, но и оригинальный цвет, специально обращаясь к химикам, чтобы понять, какие краски были изначально.

Обои с нежным ажурным рисунком напечатали в Англии по старой технологии в два цвета, а орнаменту дали романтичное название “Асташовский модерн”.

Не меньше историй здесь и про обстановку. Каждый сундук, картина, рама, створка с росписью имеют свою историю, которой с вами с удовольствием поделятся либо хозяева, либо гид, либо разузнавшие все первыми другие гости. Когда вокруг столько всего интересного, всех так и тянет друг с другом пообщаться. Буквально за завтраком мы начинали обмениваться сведениями: “А вы видели тот скрипучий шкаф в номере наверху? А дверь открывали? То-то же”.

Комната для чаепитий. В нее можно попасть с парадной красной лестницы.

Парадная лестница.

Шкаф, который нашли в какой-то старой избе и выкупили у хозяев, действительно с сюрпризом: на дверце с обратной стороны дотошная карандашная надпись — кем сделано, для кого, почем продан и кем куплен. Что ни вещь, то готовая основа для романа.

Уютный уголок с креслом-качалкой ведет к одному из номеров на втором этаже.

После революции дому досталось от советской власти. Сразу после 1917 года терем опустел, в 1940-е его вновь открыли, чтобы сыграть свадьбу главы сельсовета (каков поворот сюжета!). Потом здесь располагались все необходимые советские службы: сельсовет, клуб, кино, почта, библиотека и даже фельдшерский пункт. Память о них — в музее на чердаке, где восстановлены фрагменты интерьеров советской поры: киноклуб (летом там можно посмотреть старое советское кино), уголок фельдшера, стол начальника со счетами и гроссбухом. “Буквально современные МФЦ”, — улыбается хозяйка терема Ольга.

Фрагмент музея на чердаке.

В советские годы терем ни разу не ремонтировали, обои замазали краской, забросили забившиеся трубы подогрева пола (да, у Мартьяна терем отапливался самыми современными методами), поставили стальные коптящие печи. А когда в конце 1970-х годов деревня стала постепенно вымирать, и вовсе его забросили.

Номера, в которых останавливаются постояльцы терема

Вид на комнату для чаепитий с лестницы.

Сегодня вокруг терема на километры вокруг нет ни жилья, ни людей. Не считая 90-летнего соседа, причудливого старика, кладезя информации о том, что творилось здесь в советские годы. Он живет в доме, построенном, кстати, тоже Мартьяном Сазоновым.

Что еще посмотреть

Летом в лесах собирают грибы, катаются на велосипедах и квадроциклах, купаются в лесном озере, где хозяева сделали мостки. Но до чего же тут красиво зимой! В это время здесь главное развлечение — снегоходы. По заснеженной дороге можно выбраться в дальнюю деревню Погорелово, увидеть второй знаменитый терем костромских земель, невосстановленный и удивительно красивый в своей естественной запущенности, — в нем живет художник с семьей.

Терем в Погорелове.

А можно встать на лыжи и познакомиться с проложенным сквозь лес маршрутом. Вдоль него стоят арх- и арт-объекты, сделанные для фестиваля “Древолюция”, о котором мы писали отдельно. В совершенно пустом, тихом, белоснежном лесу они выглядят фантастически: то мелькнет дом на дереве, то старые почерневшие срубы в поле прорастут деревянными “крыльями”.

Часть архтропы фестиваля “Древолюция”.

Архтропа в Костромской области от проекта “Древолюция”

А еще, если отъехать от терема на несколько километров вглубь леса, из рощи проступит вдруг старинная разрушающаяся церковь — огромная, величественная, одинокая в лесной глуши. Это церковь Ризоположения села Озерки. В гостиной терема висит ее фотография: внушительная постройка с высокой колокольней, перед ней десятка три людей, кажется, и сам Мартьян с женой, никакой рощи — кругом поля и деревня. А сейчас она едва видна сквозь деревья.

“Вот и терем мы увидели таким, — говорит Ольга, — едва заметным, почти поглощенным лесом”. Счастье, что его нашли, отвоевали, повернули время вспять, и теперь в чухломской глуши есть место, где можно погрузиться в самую настоящую сказку. Ту самую, где в самый безнадежный момент пришел добрый молодец и спас ситуацию. А потом все жили долго и счастливо.

Фото: Натали Герц; Продюсирование: Натали Герц

ТегиАрхитектураПодмосковье

Терем — расходные материалы

Фильтр

По популярности (возрастание)По популярности (убывание)

По популярности (возрастание)

По популярности (возрастание)

По популярности (убывание)

Листовая краска Sun Chemical Diamond

Универсальная серия офсетных красок

Триадная серия красок Diamond – подходят для листовой офсетной печати упаковки, этикеток и любых других работ на впитывающих мелованных и немелованных бумагах и картонах.

Краски подходят для печати на всех видах листовых офсетных одно и многокрасочных печатных машинах. 

Краски Diamond разработаны на связующем не содержащим минеральные масла, соответствуют стандарту. ..

Запросить КП

Подробнее

Листовая краска Sun Chemical Express

Листовые офсетные краски серии Express быстро закрепляются, обладают превосходными печатно-техническими свойствами и краскопереносом. Краски были разработаны специально для оперативного печатания оборота и для быстрого перехода к послепечатным операциям, могут использоваться на любых типах листовых печатных машин, включая 8, 10 и 12 — красочные машины для двусторонней печати. Краски серии Express обладают хорошей стойкостью к истиранию, стабильно…

Запросить КП

Подробнее

Металлизированная ПЭТ пленка Garware для термоламинации

Главным образом предназначена для ламинации картона с последующей офсетной печатью при изготовлении коробок для парфюмерии, косметики, ликеро- и вино-водочных изделий и т. п.
Стандартная эффективная толщина: 22 мкм (код 22PEMO).
С одной стороны химически активирована, металлизирована и праймирована, с другой стороны активирована коронным разрядом.

Запросить КП

Подробнее

Глянцевая БОПП пленка Garware для термоламинации

Предназначена для горячей ламинации изделий из бумаги и картона: обложки книг и журналов, каталоги, папки, постеры, визитки, коробки для кондитерских изделий и т.п.
Стандартные эффективные толщины: 20, 22 и 24 мкм (коды 20PP, 22PP, 24PP).
Помимо стандартной глянцевой пленки с эффективной толщиной 24 мкм выпускается модификация 24PPDG, ориентированная на ламинацию изделий из бумаги и картона, запечатанных цифровыми способами печати.
С двух сторон. ..

Запросить КП

Подробнее

High Shrink ПЭТ-пленка GARWARE

Моноориентированная пленка с усадкой около 75% — 78%. Позволяет этикетировать тару самых сложных форм с большим перепадом геометрических размеров. С одной стороны химически обработана для придания скользящего эффекта, облегчающего процесс этикетирования. Возможна запечатка с двух сторон различными типами полиграфических красок.
Склеивается тетрагидрофураном или смесью тетрагидрофурана с 1,3-диоксоланом.
Стандартные толщины: 40, 45 и 50 мкм.

Запросить КП

Подробнее

Листовая офсетная краска AS INC ENVISION EV

ENVISION — краска на основе инновационной комбинации смол и масел, обеспечивающей стабильную печать и высокую стойкость к истиранию. Это низкопылящая краска при печати на современных высокоскоростных машинах, обладающая быстрым первоначальным закреплением, что позволяет сократить время до послепечатной обработки. ENVISION соответствует стандартам ISO-2846-1 и ISO-12647-2.

Запросить КП

Подробнее

Матовая БОПП пленка Garware для термоламинации

Предназначена для горячей ламинации изделий из бумаги и картона: обложки книг и журналов, каталоги, папки, постеры, визитки, коробки для кондитерских изделий и т.п.

Стандартные эффективные толщины: 20, 22 и 27 мкм (коды 20PPMT, 22PPMT, 27PPMT).

Помимо стандартной глянцевой пленки с эффективной толщиной 27 мкм выпускается модификация 27PPMTDG, ориентированная на ламинацию изделий из бумаги и картона, запечатанных цифровыми способами. ..

Запросить КП

Подробнее

Глянцевая ПЭТ пленка Garware для термоламинации

Для ламинации изделий с повышенными требованиями к влагозащищенности, устойчивости к механическим воздействиям, в том числе на разрыв, жесткости: географические карты, меню, публичные материалы, папки, этикетки, сертификаты, обложки книг и т.п.

Стандартные эффективные толщины: 20, 22, 27, 40, 75, 125 и 250 мкм (коды 20PE, 22PE, 27PE, 40PE, 75PE, 125PE, 250PE).

Запросить КП

Подробнее

Medium Shrink ПЭТ-пленка GARWARE

Моноориентированная пленка с усадкой около 58% при нагреве до 85°C и 62% при нагреве выше 95°C. Специально разработана для замены традиционной термоусадочной PVC-пленки в тех областях применения, где высокая степень усадки High Shrink ПЭТ-пленки может привести к деформации этикетируемой тары. С одной стороны химически обработана для придания скользящего эффекта, облегчающего процесс этикетирования. Возможна запечатка с двух сторон различными…

Запросить КП

Подробнее

Листовая офсетная краска AS INС ENVISION NSP

ENVISION NSP — совершенно новая инновационная краска для офсетной печати без применения порошка. Обычно, традиционные офсетные краски не сразу закрепляются после нанесения их на бумагу и печатнику требуется распылять порошок между листами для предотвращения отмарывания и перетискивания. Однако, этот порошок будет находиться в воздухе, загрязняя оборудование и печатный цех. Кроме того, это приводит к иным казусам во время рабочей процедуры, таких…

Запросить КП

Подробнее

Софт-тач матовая БОПП пленка Garware для термоламинации

Предназначена для горячей ламинации изделий из бумаги и картона: обложки книг и журналов, каталоги, папки, постеры, визитки, коробки для кондитерских изделий и т.п.

Стандартные эффективные толщины: 32 и 38 мкм (коды 32PPFF, 38PPFF).

С двух сторон активирована коронным разрядом.

Запросить КП

Подробнее

Матовая ПЭТ пленка Garware для термоламинации

Для ламинации изделий с повышенными требованиями к влагозащищенности, устойчивости к механическим воздействиям, в том числе на разрыв, жесткости: географические карты, меню, публичные материалы, папки, этикетки, сертификаты, обложки книг и т. п.

Стандартная эффективная толщина: 40 мкм (код 40PEMT).

Запросить КП

Подробнее

High Shrink ПЭТ-пленка GARWARE для мягких контейнеров

Моноориентированная пленка с усадкой около 75-78%. Низкая сила сжатия при усадке позволяет этикетировать тонкостенные контейнеры из ПП и ПЭ, не вызывая деформаций последних. Также позволяет этикетировать предварительно нагретые стеклянные бутылки без повреждений этикетки после усадки.
С одной стороны химически обработана для придания скользящего эффекта, облегчающего процесс этикетирования. Возможна запечатка с двух сторон различными типами полиграфических…

Запросить КП

Подробнее

Голографическая ПЭТ пленка Garware для термоламинации

Для ламинации полиграфической продукции элитного сегмента.

Стандартные эффективные толщины: 37 мкм (код 37PE HOLOGRAPHIC) – пленка с различными голографическими дизайнами: «радуга», «колотый лед» и т.п., и 125 мкм (код 125PE 3D HOLOGRAPHIC) – пленки с различными 3D-гологрфическими дизайнами: «линзы» и т.п.

Запросить КП

Подробнее

Перламутровая БОПП пленка Garware для термоламинации

Предназначена для горячей ламинации изделий из картона, особенно для коробок для кондитерских изделий.

Стандартная эффективная толщина: 37 мкм (код 37PP PERL).

С двух сторон активирована коронным разрядом.

Запросить КП

Подробнее

Белая High Shrink ПЭТ-пленка GARWARE

Моноориентированная белая непрозрачная пленка с усадкой около 75-78%.

Позволяет этикетировать тару самых сложных форм с большим перепадом геометрических размеров. С одной стороны химически обработана для придания скользящего эффекта, облегчающего процесс этикетирования. Другая сторона предназначена для запечатки различными типами полиграфических красок.

Склеивается тетрагидрофураном или смесью тетрагидрофурана с 1,3-диоксоланом….

Запросить КП

Подробнее

Глиттерная БОПП пленка Garware для термоламинации

Предназначена для горячей ламинации изделий из бумаги и картона: обложки книг и журналов, каталоги, папки, постеры, визитки, коробки для кондитерских изделий и т.п.

Стандартная эффективная толщина: 75 мкм (код 75PP GLITTER).

С двух сторон активирована коронным разрядом.

Запросить КП

Подробнее

Суперматовая ПЭТ пленка Garware для термоламинации

Для ламинации изделий с повышенными требованиями к влагозащищенности, устойчивости к механическим воздействиям, в том числе на разрыв, жесткости: географические карты, меню, публичные материалы, папки, этикетки, сертификаты, обложки книг и т.п.

Стандартные эффективные толщины: 32, 75 и 125 мкм (коды 32PEFMT, 75PEFMT, 125PEFMT).

Запросить КП

Подробнее

Матовая БОПП пленка Garware для термоламинации повышенной стойкости к истиранию

Предназначена для горячей ламинации изделий из бумаги и картона: обложки книг и журналов, каталоги, папки, постеры, визитки, коробки для кондитерских изделий и т. п.

Стандартная эффективная толщина: 30 мкм (код 30PPSR).

С двух сторон активирована коронным разрядом.

Запросить КП

Подробнее

Беспроцессные пластины CTP Agfa AZALEA ZP

Лучшая в своём классе беспроцессорная термальная пластина для листовой и ролевой офсетной печати. Экологичность операций, качество и простота использования — всё в одном. Если вы ищите способ резко сократить время выпуска печатной продукции, заботитесь об экологии и желаете добиться надёжных результатов, то это лучшее решение для Вас. Всё, что Вам нужно — всего лишь проэкспонировать такую печатную пластину, установить ее в машину и запустить печать….

Запросить КП

Подробнее

Набор цветовых справочников (веера) CMYK Color Guide Coated & Uncoated

Цветовые справочники Pantone для 4-красочной печати новой серии PLUS содержат 2868 цветов CMYK.

Для того чтобы сделать переходы между цветами более плавными, а процесс подбора цветов — более интуитивным, плашки с цветами расположены в хроматической последовательности

Запросить КП

Подробнее

Цветовой справочник (веер) Metallics Coated

Эта обширная палитра из 301 изысканных металлизированных цветов добавит силы и утонченности проектам, в которых требуется изысканность. Справочник отпечатан на глянцевой бумаге, для каждого цвета приведены формулы смешения. Отдельная страница демонстрирует семь базовых металлизированных красок с покрытием лаком на водной основе.

Запросить КП

Подробнее

Цветовой справочник (веер) Color Bridge Coated

(перевод Pantone в CMYK, глянцевая бумага)

Справочник в виде веера Color Bridge (англ. цветовой мост) предназначен для перевода смесевых цветов Pantone в другие цветовые форматы, такие как CMYK, RGB. Он позволяет воспроизводить цвета Pantone с максимально достижимым соответствием оригиналу в средах, где использование смесевых цветов невозможно.

Запросить КП

Подробнее

Agfa :Alliance Recording HNm

Матовая фототехническая пленка Agfa :Alliance Recording HNm предназначена для использования в фотовыводных системах с He-Ne лазером и красным лазерным диодом (630-670 нм). Она обеспечивает высочайшее качество изображения, абсолютную линейность результатов при рабочей плотности 4.4 D и выше, а также сертифицирована для работы с гибридными флексографскими растрами или со стохастическим растрированием. Пленки Agfa HNm просты в фотовыводе,…

Запросить КП

Подробнее

Дом, точно терем расписной… — Журнал «Юность»

Старый, летом в горьких тенях черемух и прохладной чистоте шелковых трав, зимой с обточенными вьюгами до овального совершенства снежными террасами, овраг в эти времена года был красив и полезен. Летом давал много первосортного, особо ценимого в деревне сена, воду для полива огородов из топкого бочажка, который ежегодно углубляли и расширяли лопатами те, кто жили поближе. Из него же с тихим усердием пробивал дорогу к речке по дну оврага ручеек с ноготок. В нем любили купаться и забирать грязь для своих воздушных, лепких мазанок под крышами изб ласточки. Зимой седловина оврага, как цветочная ваза, пестрела и волновалась детворой. Здесь устраивались ватажные, шумно-сутолочные катания на санках.

Весной и осенью овраг, разрезавший деревню ровно пополам, становился сущим наказанием для жителей.

В начале апреля его верховья, уходящие на задворках в заболоченные луга, начинали исподволь наливаться тяжелой, холодной энергией тающего снега. Ее ледяное кипение быстро плавило снег, образуя темно-вишневое, настоянное на прошлогодних травах озеро. Вода в озере на глазах прибывала и поднималась, и, набрав силы, выбрасывалась на слежавшийся наст в овраге, пробивала его своей жестоковыйной, таранной силой и с шипением неслась липкой, рыхлой шугой вниз по оврагу к мосту у самой реки. Забив мостовую горловину снежной кашей, поток перебрасывался через деревянный настил, несколько дней хлестал через край, рыл промоины у моста, которые к концу паводка становились непроезжими и непроходимыми. В памяти остался застрявший во рву перед мостом с задранным к небу тупым передком «Фордзон-Путиловец» (по штампованным литерам «ФП» на радиаторе трактористы звали его «Федор Петрович»), зарывшийся в грязь до рычагов, долго и цепко (на задних колесах у него были металлические шипы), железным упертым кротом, до последней капли керосина в баке, безуспешно пытавшийся пробиться из ямы. Его выдергивали потом и тащили заляпанным грязью, полумертвым, болотным чудищем на тросах в мастерскую двумя дизелями.

Дело кончалось тем, что овраг, как гиблое место, начинали объезжать верхней дорогой по лугам за деревней.

Осенью, в период дождей, картина повторялась.

 И тогда у моста появлялся Григорий Александрович Долгушин. С топориком и лопатой в руках, высокий, сухопарый старик, в картузе из какой-то другой жизни, какие уже никто не носил, с чахленькой, седенькой бородкой. Что-то распевающий вполголоса, начинал рыть канавки, спуская грязную жижу из ям, валить топором ольшаник у речки. Толстые стволы ольхи рубил на короткие слеги, из сучьев делал фашины, перевязывая их гибко-послушными ивовыми прутьями. Затем все это перетаскивалось к мосту, укладывалось в промоины и колеи. Слой слег, слой фашины, пересыпанные песком и галькой из речных вымоин. Песок и гальку носил ведрами снизу от реки по крутой тропинке. Нелегкий, скажем так, труд. С учетом того, что было работнику тогда уже прилично за шестьдесят. В таком возрасте редкий русский еще в силе, без болезней, «калечий и увечий», как говаривала моя мать, склонная к фигурам речи, по-народному изобретательским и рифмованным.

А Долгушин-дед, так его звали дети в деревне, продолжал еще долго возиться у моста. Заровняв ямы, сооружал (до очередного паводка) из бросовых горбылей, которые опять же перетаскивал на себе от пилорамы километра за полтора, пешеходный мостик через ручей, выкладывал от него камнями-голышами дорожку по низине до сухой тропинки вдоль деревни. Я недавно был на родине, долгушинский тротуар еще нащупывается ногой, проглядывает реликтово съежившейся, серой спиной сквозь жесткую проволоку одичавшей без человека травы.

Жил Долгушин-дед через двор от оврага на горке в самом заметном доме в деревне. На метровом каменном фундаменте, с теплым прирубом — летней половиной, дом был высок, строен, просторен. Но не этим он разительно выделялся из длинного, почти километрового ряда деревенских изб. В деревне было достаточно богатых, с размахом и на совесть сработанных домов. Солдатовы, Сергеевы, Самолетниковы имели не хуже хоромы. Но на них не сворачивали шеи из окон машин проезжающие впервые по деревне. На долгушинский дом пялились, не скрывая восторга и удивления, как на редкое по красоте явление природы или как на архитектурный шедевр. Помню легковушку с музыкой из радиоприемника, с веселыми, молодыми лицами в кабине, пропылившую в сторону большого села Долгополье, но через какое-то время, словно что-то потеряв, быстро и вертко вернувшуюся задним ходом к дому Долгушина-деда. Я стоял в тот момент на лужайке между нашим домом и долгушинским — мы были соседями. Из машины, поставив на землю с редким женским изяществом плотно сомкнутые, оголенные ноги, вынырнула девушка в узких, коротких брючках чуть ниже колен, в диковинной рубашке с многочисленными кармашками и погончиками пустынно-песочного цвета, с болтающимся на шее фотоаппаратом.

— Мальчик, — дружелюбно заиграла она в мою сторону зелеными глазами, привычно отщелкивая длинными пальчиками кнопки футляра на фотоаппарате, — ты в этом тереме живешь? — Мотнула узким подбородком в сторону долгушинского дома, прицеливаясь объективом. — Чуть-чуть в сторону. — Показала рукой, куда мне передвинуться.

Я нехотя, но с тайным удовольствием повиновался — девушка была красивая и с другой планеты. И в странном предчувствии недосягаемости женщины-идеала ворохнулась душа.

— Не слышу ответа? — сказала она, быстро перезаряжая и с плавным шорохом выстреливая затвором фотокамеры.

— Нет… это не наш дом, — невнятно ответил я, с трудом подавляя желание прихвастнуть, не решаясь в то же время и признаться, что живу по соседству в горбатой, с переломившейся крышей халупе, с нищенски промазанными глиной стенами, отъехавшим в сторону, хромо просевшим на подгнивших пеньках крылечком.

— Жаль… — догадливо посмотрела девушка на меня и на наш дом, — такой милый мальчик с есенинскими глазами должен непременно жить в этом сказочном тереме… — Ткнула указательным пальчиком в сторону долгушинской хоромины. — Дом, точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный… Нет, Бунина так переиначивать нельзя! — сделала она наигранно-строгое лицо. — Хотя в этом что-то есть, надо запомнить, как подпись к снимку… А ты читал Бунина? — шагнула она к долгушинскому дому с фотоаппаратом навскидку, взъерошив рукой по ходу мне волосы.

Прикосновение ее руки было счастьем, но я диковатым стригунком увернулся.

— Бунина ты не читал, что объяснимо — его с базара народ еще не понес… По-бунински ты впечатлителен, эмоционален и застенчив, как герой «Митиной любви», — говорила она быстро и малопонятно мне, делая с близкого расстояния снимки пышных, фигурных наличников и фронтона с кружевными подзорами долгушинского дома. — Ты местный, родился и вырос здесь? — спросила как бы между прочим, скороговоркой. На мой утвердительный ответ на мгновение задумалась: — Рядом с такой красотой Бунина можно знать, не читая…

Договорить ей не дали. Из машины капризно и нестройно позвали: «Ева!» Теперь я знал ее имя, звучащее как-то особенно выпукло и восхищающе в оторванности от привычного, слитного для уха «Адам и Ева». Теплое и ласковое, вневременное, оно оставило первую «библейскую» зарубку на сердце… Девушка заторопилась, спросила, как зовут меня с фамилией и как называется наша деревня. Пообещала прислать фотографии к осени.

 Удивительно, но я каждую осень вспоминаю об этом и чего-то жду. Особенно когда, оставаясь в деревне до холодов, в ясные сентябрьские деньки, перечитываю, пригревшись на солнце, за столиком в саду под шорох листопада Бунина. В который раз: «Лес, точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный…» И слышу: «Дом, точно терем расписной…»

…В последних числах мая, управившись с огородом, Долгушин-дед отправлялся в Москву, где у него жили сын Петр и дочь Павлина. Отсутствовал он обычно где-то с неделю. А затем появлялся многотрудным странником, горбато и разлаписто увешанный сумками и котомками на перевязи. Отмерив пятнадцать верст по полевым дорогам от села Андреевское, куда уже ходил рейсовый автобус из города, взбираясь тяжело нагруженным, усталым в горку от реки к своему дому, он, если случалось встретить нас, деревенскую детвору, находил силы сбросить одну из котомок с плеча, распустить ей горло и, покопавшись в матерчатой утробе среди кульков и мешочков, одарить каждого с неизменной улыбкой — «на доброе здоровьице, вьюнош (или вьюница)!» — московским гостинчиком. Обычно это были сушки или ванильные сухарики с маком. Редкое для нас, деревенских, лакомство. Помню их по сей день на вкус и запах. Отдавали они слегка масляной краской и свежим хвойным духом скипидара. «С чем понесешься, того и наберешься», — шутила в таких случаях мать, когда я показывал ей гостинцы Долгушина-деда.

На следующий день купленная в Москве краска десятком разнокалиберных банок с промасленными, трудно читаемыми этикетками выставлялась на брошенную перед домом широкую доску. Доска цветисто рябила многолетними пробными мазками краски. Приносились кисти в ведре — тупомордые и круглые, как пушечные банники; густые и лопатой, как боярские бороды; тонкие и каплевидные, как стрелы. Кисти со следами заскорузлой прошлогодней краски старательно отмачивались и промывались в скипидаре. Все делал Долгушин-дед с распевами-мурлыканьем в бородку, в такт, ловко и споро: подтаскивал со двора лестницу в старых, высохших брызгах краски, как в птичьем помете, вставлял для прочности в отрытые ямки в земле, заводил подрагивающей вертикалью на фронтон. Наконец, топориком, мягко поддевая лезвием края, вскрывал крышки на банках с краской, отбирал нужную по цвету, перемешивал лучинкой с добавлением того же скипидара. Затем Долгушин-дед, облачившись масонисто в кожаный фартук, с кистью в руке и прижатой банкой к груди, начинал, как бывалый мастер по росписи храма, осторожно взбираться по лестнице под самый конек — «купол» дома, где ждали обновления полинявшие от дождей и снегов «деревянные фрески».

— Ты там по-тихонькому, по-тихонькому… не брыкай, без рысачества, — крестила снизу Долгушина-деда его жена — Ольга Васильевна, баба Оля, задирая вслед за восхождением мужа вверх по лестнице бледнеющее от напряжения, теряющее румянец лицо с разгорающимися синевой в цвет с небом глазами.

Дед слушался свою бабку, замедлял движение, осмотрительнее ставил ноги на перекладины лестницы, чутко замирал на полусогнутых, сливаясь с ее опасной, вибрирующей дрожью. Но, поднявшись наверх, изловчившись в устойчивой позе, делая первый мазок, уже сердитым голосом приказывал жене заняться чем-то своим. Серьезную работу он, как всякий серьезный мастер, предпочитал делать в одиночестве и без отвлечений. Баба Оля тоже слушалась своего деда и внешне безропотно, но с протестной порывистостью одергивая неизменную зимой и летом старорежимную атласную душегрейку, маленькая и круглая, уточкой утекала в дом. Чтобы оттуда, щелкой приоткрыв окно, продолжать присматривать за дедом. Дед замечал уловку жены, посмеиваясь, прибавлял в голосе с распевами, проворнее шуршал кисточкой по сухим доскам фронтона. И так доска за доской, полоска за полоской, завиток за завитком на наличниках и подзорах разными красками, с подбором цвета «в лад», с частым «рассудительным» оглядом снизу, с земли, — пока за два-три дня дом не превращался в «терем расписной».

Баба Оля называла меня крестничком, при встрече любила потискать, приласкать, расцеловать в щеки, заглядывая смешливо в глаза: «Ну, держитесь, девки, скоро подрасту!» Уводила в дом, где снимала с полки над кухонным столом скрипучий, крупного лыка туесок с лесными орешками, насыпала стаканчик-другой мне в кармашек. Орешки были каленые, ядрышки чистые, упористые, с послевкусием тонким и долгим… Старушка, я это всем сердцем чувствовал, меня любила, нежила. Чувства ее были объяснимы — она принимала меня на свет. В середине апреля, когда я родился, наши ручьи и речушки так разлились, разыгрались, что вести мою матушку куда-то в роддом, в Андреевское, где была участковая больница или в город, увы, не представлялось возможным. Баба Оля толк в повивальном деле знала, и пока поспешал рано утром из Покрова фельдшер принимать роды у председательши, все уже сделала. И судя по всему — вот сижу сейчас пишу, вспоминаю, — очень неплохо. Она даже успела взвесить меня на каком-то старинном безмене. «Под двенадцать фунтов потянул, большой! — рассказывала мне потом не раз мать. И всегда добавляла: — Крупный родился… И как хорошо все получилось, я и не чаяла… легкая рука была у тети Оли — царствие ей небесное! Фельдшер потом все дивился — какие бабки бывают, не училась нигде, а управилась не хуже акушерки какой».

И совсем прерывистые, но яркие в деталях по сию пору фитильки памяти откуда-то из самого раннего детства. Прыгающий красный свет керосиновой лампы на столе, черные, горами ходящие по стенам тени людей. Возбужденный отец, ладный, еще тонкий в талии, контурно обложенной высоким поясом армейских галифе, в светлой рубашке с темными пятнами пота под мышками, нервно отбрасывающий пятерней волосы назад. На широкой скамье вдоль передней стены за столом у огня, закрыв лицо руками, рыдает мать. «Не три, только не три глаза!» — отнимает руки матери от лица отец. Лицо матери в ссадинах и мелких порезах. Слезы текут по щекам, смешиваясь с кровью. Не помню, как появилась баба Оля, в чем была одета… Полутьма, скученность, неясные лица, возбужденная речь: «Ударил, стекла вдребезги, прямо Лизе в глаза!» Запомнил, как баба Оля близко подсела к матери, сжала ладонями ее лицо, припала ртом к слезящимся глазам. «Есть! — оторвалась, снимая пальцами что-то с кончика трепещущего, странно заострившегося языка. — Ну-ка, еще разок, потерпи, барынька моя, потерпи, красавица ты наша». Странный поцелуй в глаза повторяется. Вижу, как язык бабы Оли забирается куда-то под веко у матери, бугристо шарит там, присасывается к чему-то, так, что увеличивается, выкатывается из орбит в набухших, кровяных жилках глазное яблоко. «Еще достала, кажется, — сплевывает на этот раз что-то в носовой платок баба Оля, рассматривает внимательно на свету. — Разве увидишь… — И к матери: — Ну-ка, поморгай глазками, не царапает?» Мать плотно зажмуривает глаза, разлепляет осторожно, потом часто-часто хлопает ресницами: «Облегчение-то какое, моргаю, не слышно…» Подобие улыбки трогает ее готовое скривиться в плаче лицо. Плакать начинаю я и бросаюсь к матери на шею…

Я потом спрашивал у нее, что это было. Вот что она рассказывала: «На Покров собрались на вечерку у Сергеевых, в складчину… тогда люди дружно жили. Каким-то боком в компанию затесался этот бандит из Паткина — Лешка Тимофеев, говорили, сидел… у него родня была в Четверти. Весь вечер, замечаю, на отца косо так поглядывает, злится, чувствую, заводится, из себя весь… Как потом выяснилось, брат его, пастух паткинский, потраву сделал наших озимых, ну, отец на него в суд. Вот этот-то, тюремный, за брата на отца и затаился. Так-то просто полезть в дому не решился. Наш-то бы ему навалял, поматерее был, фронт прошел… Ну, тот сидел-сидел, наливался злобой всё и на выпивку налегал. Потом хлопнул дверью, так что с потолка посыпалось, на улицу выскочил. Слышу, угрожает, ругается нехорошо так… Чую, пакость какую-то задумал. Мы с отцом у окна сидели, спинами… Говорю, давай пересядем! Страх какой-то нашел… И обернулась я тут как на грех. А он как раз и шарахнул с той стороны… Снял ремень и пряжкой со всей силы… Зимних рам еще не было… Стекла, как из ружья, по мне. Схватилась за лицо, слышу, кровь потекла, и в глазах, как будто песком сыпанули… Отец выскочил на улицу, скрутил его, связал этим же ремнем, за участковым в Покров послали. А меня домой повели, иду — резь в глазах, слезы ручьем, ничего не вижу… ну, думаю, ослепла… По дороге вспомнил кто-то, что тетя Оля Долгушина умеет как-то языком соринки опасные из глаз доставать. Вот она меня и спасла. А так бы окривела, точно… Что там фельдшер сделал бы, стекла-то попали с пылинку. Их только специальным прибором достать можно было. А вот тетя Оля умела… старые люди много чего умели».

Хорошо было забежать зимой продрогшим с мороза к бабе Оле. В доме, всегда нагретом, дремотно разморенном под степенный шаг маятника напольных часов, с ровным теплом от печки, обложенной изразцами, в неге расправившейся во весь рост кошкой на лежанке, рябью лоскутных дорожек на крашеном полу, жирнолистным, раздобревшим фикусом в простенке — верхом блаженства было приложиться закоченевшими ладонями к жарким изразцам, оттаивать, млеть, разгадывать тайну их синих загадочных птиц и диковинных заморских растений на белом глазурном поле. После нашей, всегда холодной, с вечно дымящей печью избы — здесь был рай. Позже я узнал, что Долгушин-дед был большим мастером печных дел. Половина окраинной Москвы в тридцатые и сороковые годы грелась у сложенных им печек. И сдается мне, что были они не хуже его деревенской.

Когда дом наполнялся голубым газом морозного зимнего вечера, ярче, казалось, начинали разгораться, наливаясь огненным вишневым светом, рубиновые лампадки перед иконами. Золотом вспыхивали и загорались в какой-то момент иконы. Тихим, янтарным сиянием заливалось пространство. Сказка была вокруг. И я не хотел уходить. Пока баба Оля не уводила меня за руку домой.

Иконами были увешаны все стены долгушинского дома. Меня всегда поражало их число и разнообразие. Каким-то недетским чутьем я улавливал, что их не случайно как-то очень много, через край. Это, видимо, шло от невольного сравнения с тем, что видел в других домах нашей деревни. Иконы были у многих, стояли невысоким рядком с букетиком высохших полевых цветов, две-три — не больше, на божницах, в кухнях над столом. Старшее поколение еще молилось на них перед обедом. У Долгушина-деда иконы были везде и самые разные — огромные на полстены и небольшие, в ризах и просто ничем не украшенные, свежие, яркие и совсем какие-то темные, потускневшие. Однажды, после очередного похода к бабе Оле, я поделился своими наблюдениями с матерью. «Это Григорий Александрыч нанес их со всей округи, когда разоряли церкви… из Долгополья, Ковырева, Тютькова. Тетя Оля сказывала, даже из Шимохтинской церкви за пятнадцать верст перенес все образа на себе, — поведала мне мать. — Видел у них Богородицу, как входишь в переднюю, с правой стороны? Это уже из нашей, Покровской церкви… красивая и ласковая такая икона — “Богородица Умиление” называется… Богоматерь любит своего сыночка Иисуса, — быстро добавляла она почти шепотом, — умиляется и скорбит, на какие муки он себя за все грехи наши обрекает, так мне тетя Оля поясняла… Икона была главной в нашей церкви, у нас же церковь Покрова Пресвятой Богородицы называлась, этот вот ее образ и стоял на самом видном месте в нашей церкви. Всех она оберегала… Спаси и сохрани нас, Царица небесная, пресвятая Богородица! — крестилась мать. — Когда льнозавод в церкви городили, иконы все повыбрасывали на улицу, в снег… Так и пропали бы, а Григорий Александрыч собрал их, домой перенес. Сама видела, как он Богородицу на закорках доставлял. Икона-то уж очень большая, тяжелая, неразворотливая — поди, пуда два весом, не меньше… Так он ее веревками обвязал, на спину взгромоздил, согнулся в три погибели и пошел чуть не на коленках. А у него, я знаю, грыжа, в бандаже ходит… Как он ее донес, ума не приложу! А снегу, я тогда помню, по пояс выпало… дорога еще не наторенная была, а он эдакую тяжесть на себе, да по целику… Но правильно говорят, с верой все управить можно!» — приговаривала она.

Баба Оля умерла, когда я учился во втором классе, зимой, где-то сразу после новогодних каникул. Хоронили ее сереньким январским днем, плотно укутанным по горизонту темно-синими снеговыми тучами, с поземкой, лохматившей мелкие веточки на еловом лапнике, выстланном зеленой дорожкой перед крыльцом долгушинского дома. Было не холодно, без мороза, но зябко, с пробирающим до озноба ветерком. И еще лихорадило, что сейчас вынесут покойника… Покойников я еще никогда до этого не видел. Что это будет баба Оля, в голове как-то не увязывалось и не думалось. Покойник, вот что страшно, вот что волновало… покойники встают из могил, являются в полночь, хотят увести за собой живых! Сколько об этом рассказывалось страшных историй в полутемной избе с подкрученным фитилем керосиновой лампы приходящими подомовничать старушками, когда мать с отцом уезжали с вечера под базарный день в город торговать свежим мясом на рынке. Лежишь, обмирая, на печке, слушаешь какую-нибудь древнюю бабку Секлетею, мостящую себе из старых полушубков и фуфаек постель на широкой лавке под передними окнами, ее сонный голос с позевываниями откуда-то, из силящегося не померкнуть красного светового круга внизу у стола: «Поначалу на потолке все шумел, топал, страху нагонял… Потом по лестнице в сени проскрипел, стукнул в косяки, все запоры враз отвалились. Входит бледнее бледного — за тобой, жена, пришел, тяжело мне там одному, собирайся… Да на кого же я детей малых оставлю, сиротинушек! Это она так говорит для отводу глаз, а сама к иконам поближе за святой водой. Хвать пузырек — и ну его брызгать да крестными знамениями обкладывать. Еще пуще побледнел, могильной зеленью весь покрылся, глаза, как у волка, огнем так и пыхнули. А, говорит, со святым крестом да святой водой не возьмешь тебя. И к печке поближе — погреться, мол, хочу, холодно мне что-то всегда. Перед шестком в прах рассыпался и в трубу огненным шаром вылетел». Лежишь, слушаешь, немеешь от страха и ужаса, и то ли сердце гулко так стучит, то ли впрямь кто-то ножищами бухает на чердаке… Поэтому, когда вынесли на крыльцо небольшой, из белых тесин гробик, обитый полоской посеребренной ткани с кистями, и стали прилаживать в покрытые чистой попоной сани, я не сразу признал в нем бабу Олю. Цвета топленого масла маленькое, усохшее личико с остреньким носиком, с белой ленточкой, испещренной черными письменами на лбу, — это была не знакомая, добрая, всегда улыбающаяся и румяная баба Оля, а покойник, какое-то новое, не встречаемое ранее, загадочно-пугающее явление в жизни. А когда священник в длинном золотистом одеянии с крестом на выпирающем животе звякнул цепочкой дышащего конфетным дымом кадила и растраченным с возрастом, убывающим баском пропел: «Упокой, Господи, душу новопреставленной рабы твоей Ольги», люди, не скрывая любопытства, прихлынули к крыльцу: «Тютьковского попа привезли… совсем старый стал!», оттеснив меня в сторону, так что рассмотреть что-то еще повнимательнее мне уже не удалось… Вынесли крышку гроба, большой и широкий деревянный крест, уложили на ребро в сани. Колхозный конюх дядя Федя Бушуев, перекрестившись, сунул руки в самодельные овчинные рукавицы, легонько подергал брезентовыми вожжами: «Но, милая!» Застоявшаяся лошадь, наклонив голову, без усилий тронула сани с гробом, мягко и ходко пошла по наметенным грядкам свежего, еще не успевшего окрепнуть снега. Дядя Федя поспешал рядом с санями, правил по пробитой бульдозером дороге в сугробах, не давая разойтись лошади под уклон к реке. За Богоной на восточном склоне Поповой горы, продолжая скудный рядок утопающих в снегах оградок с верхушками крестов, рыжела глиной на белом, сиротливом просторе свежевырытая могила. Там было новое кладбище, выделенное совсем недавно, когда старое у церкви после льнозавода сровняли тяжелой техникой с землей. К нему и задвигалась медленно в гору, вязко перемешивая валенками рыхлый, сыпучий снег, негустая толпа деревенских людей, всех, кто так или иначе был близок к покойнице, — вместе росли, дружили, жизнь прожили — десятка два толсто одетых, закутанных в шали старушек; родственники покойной, среди которых выделялся ростом и отекшей сытостью щек сын Петр — «инженер в Москве», рядом в лисьей шубе до пят перегрето румянилась, вылитая баба Оля, дочь Павлина — «замужем за начальником большим… страсть как богатая». Особняком за гробом шел Долгушин-дед с непокрытой, опущенной головой, изредка вскидывал взгляд на покойницу, плакал, утирая слезы зажатой в руке варежкой. Старенького священника, совсем обессилевшего в гору, то и дело наступавшего разношенными, неповоротливыми валенками на длинные полы ризы, вели под руки два рослых деревенских мужика — Марк Солдатов и Петр Сергеев. Они копали могилу, им ее предстояло и засыпать. «А поп-то еле ноги тащит, — внимательно все выглядывали с хвоста процессии деревенские бабы, — да ему, поди, под восемьдесят, будешь тут таскать… Из заключения, сказывают, только как лет семь вернулся… Тютьковскую церковь недавно совсем сломали… А поп-то служит, когда попросят, говорят, даже крестит и соборует, купель сохранил и все обряжение… Все по православному у него — это точно… хороший батюшка, не то что ездит тут один по деревням из-под Кольчугина, ложный поп, говорят, перебежчик какой-то, обновленный, крещает в кадках… А тютьковский настоящий, все по старым законам делает, усердный очень… Как бы снова не посадили, за религию-то вон как нынче взялись… Чай, не тронут, он того гляди, сам помрет…»

После поминок, уже в сумерках, старого священника, слегка под хмельком, порозовевшего и благостно улыбающегося, усадили в тулупе спиной к передку в те же сани, на которых увозили в последний путь бабу Олю, на ту же попону, ее свободными концами дядя Федя Бушуев старательно укутал по бокам и сзади тютьковского батюшку. К вечеру ветер окреп и разгулялся уже с морозцем, хватал знойной стынью за лицо, шуршал обдирно по крышам и стенам домов. Разгулялись по морозцу и мы, дети, разрезвились на желтых световых полянах под окнами долгушинского терема. Сколько догонялок, кувырканий и возни в искристом газе снежной пыли по сугробам! И, когда сани со священником тронулись, скрипнув уже по-зимнему подрезами, мы, как стая разыгравшихся волчат, взяли в бессознательном порыве дровни в полукруг: «Поп, поп — толоконный лоб!» — крикнул кто-то, и все в пьянящем единодушии подхватили. Возница, правя на коленях на охапке клевера в передке саней, выхватил откуда-то длинный прут: «Вот я вас, бесенята! А ну, кыш!» «Ну, какие же они бесенята, — отвернув ворот тулупа, обернулся на дядю Федю священник, — это же детки, расшалившиеся ангелочки. Вы только посмотрите, сколько радости и счастья на их румяных, восторженных личиках!» «Почтенья не знают никакого к старшим, батюшка, настоящие озорники эти ангелочки. Вот я бы их…» — не соглашался дядя Федя, пряча хлыст и заставляя пощелкиванием вожжей перейти лошадь с шага на крупную рысь. Но мы не отставали, гримасничая и кривляясь, бежали за санями, задыхаясь в дурном скоморошничестве, до самой околицы: «Поп, поп — толоконный лоб!» Старый священник только смеялся, часто снимая перчатку серой овечьей шерсти, широко крестил нас голой рукой, с нарочитой басовитостью, словно подыгрывая нам, возвышал голос: «Храни вас, Господь, мои резвые шалунишки! Пусть чаще и дольше поет в вас душа! С Богом, милые детки, с Богом!»

В ту зиму не было дня, чтобы Долгушин-дед не побывал на могиле жены. «К тете Оле пошел, — односложно говорила мать, высматривая сквозь закраины наледи промерзшего окна торопливую фигуру Григория Александровича, пересекавшего в узком месте речку и по новой торившего переметенную за ночь дорожку на Попову гору. И добавляла с сочувствием: — Тоскует, видать, сильно». Иногда дед отправлялся на кладбище с деревянной лопатой и вязанкой зеленого лапника, за которым ходил в еловую рощу километра за два от деревни. «Ухаживает за могилкой, — комментировала мать, — снег чистит, хвоей для опрятности обкладывает». А вскоре по вечерам стал замечаем на Поповой горе странный, таинственный огонек. Он появлялся в сумерки, в тихую погоду ровно разгорался желто-красным язычком пламени, в метель, прерывисто смаргивая, казалось, блуждал по кладбищенскому склону горы. В деревне заговорили о душах умерших и еще бог знает о чем. Но все очень скоро разъяснилось. Оказалось, что это Долгушин-дед возжигает на могиле жены неугасимую лампаду. «По-нынешнему, чудно, конечно… — говорила, покачивая головой, мать, — но в старину, слыхала, всегда так делали». И страшно, и отрадно было смотреть на этот огонек. Сколько всего напридумываешь и перечувствуешь, когда стоишь одиноко и немо в сумерках у окна без света и с накатившим вдруг беспричинно отчаянием, сиротской затерянностью в ледяных пространствах всматриваешься в мерцающий, живой огонек в снегах за речкой, в густой, холодной мгле… на кладбище. Кому и для чего он светит там? Там мертвые, покойники… Зачем свет там, где жизни нет? Жутко и нехорошо от этих мыслей… Но когда деревня засыпала, погружалась в бесконечную зимнюю ночь, беззвучную и безлюдную, по-звериному тревожную, огонек на Поповой горе среди голой, стылой равнины начинал светить уже тепло и приветливо, снимал беспокойство и страх… Там, где огонь, — там земля человека живого. Отмеченная огненным знаком освоенная им территория. Пространства сжимаются, и не так одиноко и бесприютно на них. Что-то подобное ощущали, наверное, наши далекие пращуры, в шкурах гревшиеся холодными, пустынными ночами у костра… И все это живет, движется, пульсирует в тебе. И замирает, и трепещет душа.

Из поездок в город на совещания отец возвращался обычно с новой книгой. «Другие с апельсинами, а этот… хоть бы раз о детях подумал!» — раздражалась в таких случаях мать. Отец, конечно же, думал о нас, но, как говорится, по-своему. У меня до сих пор хранятся подаренные им «Остров сокровищ» и «Белый клык», которые в детстве приносили столько радости и счастья, что куда там было каким-то апельсинам. Отец всегда сам читал много и с наслаждением. С раннего детства помню его в свободные минуты всегда с книжкой. Он и нас с братом, что называется, с младых ногтей, начал приучать к книгочейству. Мы все читали, а дом был неустроен, печь дымила, сырые дрова разгорались в печке медленно и тяжко, под причитания матери: «В избе хоть волков морозь. А ему и дела нет!» Дым по утрам по-хозяйски занимал все пространство кухни, широко разваливался сизыми клубами по столу и лавкам, утягивался в настежь распахнутую в сени дверь с ленцой и неохотно…

 И вот как-то отец появился с очередной новинкой в руках. Мы с братом кинулись рассматривать книжку: «Библия для верующих и неверующих». Библия? В «Острове сокровищ», провернулось в сознании, взбунтовавшиеся пираты вручают своему главарю, одноногому Сильверу, черную метку — «низложен» — на страничке, вырванной из Библии. «Гореть тебе в аду за осквернение святой книги», — говорит Сильвер пирату, подавшему бумагу. Что-то уже тогда шевельнулось и легло на душу: Библия — особенная книга, «святая», она для тех, кто верит в Бога… «Библия…» — читаю я на обложке привезенной отцом книги и с недоумением смотрю на него. «Это другая Библия, — усмешливо отвечает на мой немой вопрос отец и отбирает у нас с братом книгу, — вам еще рановато это… А вот кой-кому показать ее, может, и стоит». Глаза его суживаются, начинают поигрывать улыбкой и лукавством. Я знаю эту лукавинку за отцом, обычно она появляется у него, когда он хочет подковырнуть кого-то, подшутить…

Утром, уходя на работу, отец почему-то подмигнул нам с братом, собиравшимся в школу, и сунул новую книжку за отворот тужурки.

А вечером, за ужином, к нам прибежал, словно ужаленный, решительный и вздернутый Долгушин-дед. В распахнутой фуфайке на одну фланелевую рубашку, в криво, второпях надетой заячьей шапчонке на голове, с распушившейся на морозе бородой, с отцовской книжкой в руках, возник в клубах пара у порога разгневанным громовержцем на облаках.

— Грех смеяться над старым человеком, Владимир Васильич! — нервно подтрусил он к столу и с чувством припечатал книжкой по столешнице.

— Что с вами, Григорий Александрыч, что стряслось?! — привстал отец из-за стола и притушил разыгравшуюся было веселость в глазах. — Присядьте, может, отужинаете с нами? Или чайку вот… — машинально притронулся он к крышке чайника.

— Негоже так, Владимир Васильич, негоже, — сурово огляделся по сторонам старик, стаскивая шапку с головы.

— Да вы присаживайтесь, присаживайтесь… поговорим, разберемся! Лиза, сесть бы гостю… — Мать, подхватившись от печки, придвинула гостю табуретку. — Так, что «негоже»? — все же не удержался, улыбнулся отец.

— Вы сказали утром, что выпустили Библию… и показали вот это, — присев, кивнул в сторону книжки Долгушин-дед, — я сослепу взял, не разобрался…

— И что же? — продолжал улыбаться отец.

— А то, что ты, Владимир Васильич, решил подсмеяться надо мной! Вот и снова смеешься! — гневно перешел на ты Долгушин-дед. — Никакая это не Библия, а срам один… на Бога хула возводится, Богородицы светлый образ порочится! Меня понудил читать непристойности! Аль не понимаешь, кому служить вызвался?! — Отец согнал улыбку с лица, Долгушин-дед осекся: — Извини, Владимир Васильич, ты в партии, не мое это дело, кому служишь… Только зачем старых людей обижать — нехорошо это, не по-человечески, — снова повторил он, дергано вглядываясь в отца. — У вас своя вера, у нас своя… у вас, знамо, власть… только вот обижать зазря людей не надо. — И после короткой паузы, овладевая собой, вдруг неожиданно сказал: — Мне говорили, на войне все молились Богу — и верующие, и неверующие — когда смерть ходила рядом… Вот ты воевал… ответь, правду люди говорят?

Отец оценивающе посмотрел на гостя, потом, что-то прикидывая, на нас с братом, притихших на лавке за столом… Мне показалось, отец сейчас вспылит, скажет что-то жесткое и резкое, как умеет он делать, когда с чем-то решительно не согласен. Но он сказал неожиданно то, что как-то странно боднуло меня, отозвалось в сознании толчком правильного, одобрительного первочувства, затаенного согласия.

— Правду говорят… — кивнул отец.

— Вот так-то оно, — мягко, но с явным торжеством сказал Долгушин-дед, — и никакие богохульные книги тут ничего не сделают…

Отец нахмурился и снова бросил быстрый взгляд в нашу с братом сторону.

— Ты за детей не бойся, — понимающе отозвался гость, — слово по совести, а не как надо сказанное, только во благо. Не слукавил ты, и у них только прибавится… — со значением обронил он.

— Если бы в этом только было дело — по совести, не по совести… — недовольно ответил отец, — в жизни все крученее получается, по полочкам — по совести, не по совести — не разложишь. Кому-то кажется — что-то по совести делается, кому-то — против этой совести… Неопределенно тут все…

— От нечистого все это, Владимир Васильич, от нечистого! — шлепнул шапкой по колену Долгушин-дед. — Все понимают и знают, что по совести, а что нет!

Отец усмехнулся, знакомая лукавинка засветилась в его глазах.

— Вот когда на правлении колхоза решили обрезать тебе землю по углы, все говорили, что это по совести будет, потому что ты, Григорий Александрыч Долгушин, принципиально никогда не вступал в колхоз, а значит, пользоваться колхозной землей не можешь. Хотя ты и твои предки этот несчастный приусадебный участок лет сто, наверное, обрабатывали… Какая тут совесть, ей тут и не пахнет, честно сказать.

— Решали по закону, как власти постановили, — насупился Долгушин-дед, — а по совести, не по совести — это про другое… Понимаешь все, а крутишь, Владимир Васильич! — укоризненно взглянул он на отца.

— Понимаю, — без тени обиды и даже с каким-то удовольствием сказал отец, — но тогда по-твоему, Григорий Александрыч, получается, что распоряжения властей освобождают человека от совести… сделал по закону все, как предписано, и погуливай себе, посвистывай, ни о чем не думая, не сомневаясь, хорошо ты поступил или нет. Так, выходит?

— Выходит, может, и так… — с некоторым сомнением протянул Долгушин-дед и быстро нашелся: — Сказано — Богу богово, а кесарю кесарево.

— А вот когда кесарь приказывает уничтожать церкви и человек выполняет его приказания — ломает, взрывает… дома Бога, по мнению верующих, на земле крушит! Окаянное дело, как священники говорят, творит… Его, этого человека, можно оправдать, что он всего лишь выполнял распоряжения властей? Кесарю — кесарево… — усмехнулся отец, — и совесть может быть спокойна?

— Ах вот ты, о чем, Владимир Васильич! — встрепенулся Долгушин-дед, живо вглядываясь в отца. — Не вправе я ни судить, ни оправдывать этого человека. Одно знаю, что если внутри себя, даже только с самим собой, без исповеди, человек казнится, что сделал он что-то не то, нехорошее, то он уже исправляется с Божьей помощью… Это значит, что в нем та самая совесть и говорит. Это значит, Бог не оставил его и, может быть, если человек этого захочет, выведет его на правильную дорогу… Вот что я думаю по этому человеку, тут самое главное не дать себе окаянствовать со вкусом, охолонуться как бы вовремя… — Долгушин-дед мазнул шапкой по лицу. — Ух, хоть и прохладно у тебя, а я что-то чуть ли не взмок… заговорился я что-то, не очень мы говорить… но, как говорится, сказал от чистого сердца… как уразумел тебя, так и сказал со всем расположением… потому что… — он запнулся, — потому что, вижу, совесть ты не растерял… живешь вон не ахти, бедновато даже… не воруешь… до тебя-то тут многие были горазды поживиться за счет колхозных амбаров, — ухмыльнулся Долгушин-дед.

— А как еще по-другому, — пожал плечами отец. Хотя чувствовалось, что ему были приятны слова гостя. — Вот льнозавод запустили, глядишь, копейка лишняя в колхозе заведется. Живых денег людям подбросим… — почему-то вопросительно посмотрел он на Долгушина-деда.

— Я уже сказал тебе, Владимир Васильич… как сделал ты, так и сделал, — снова макнул шапкой лицо Долгушин-дед, — и что тут рассусоливать теперь… церкву погубили, но так властям было надобно… и плетью обуха… как говорят… Может, кому-то на время это даже и прибавит в кармане, лукавый, он хитро все оборачивать умеет. Но только на время, дело его непрочное… все равно рассыплется, и все заново строить придется. Это как печку класть не из шамотного, а, скажем, силикатного кирпича… не выдержит огня, обвалится. — И он машинально оглянулся на нашу печь в углу. — Вот эту ложили как раз из силикатного, когда готовили избу под твой приезд с семьей. Сгоношили из того, что было под рукой… Вот она, похоже, и посыпалась в коленах, отсюда и дымит… Дымит, слышу по утрам, Лизавета Федоровна? — заулыбался он в сторону матери.

— По-черному топим, каждое утро двери настежь! — горячливо отозвалась мать.

— Дело поправимое, — спорхнул с табуретки Долгушин-дед, подошел к печке и подергал задвижки, — вижу, клинит… кирпич силикатный, от нагрева крошится… почистим коленца, вставки сделаем шамотным, у меня запасец есть — она и тяга пойдет… И ругаться больше не будешь, Лизавета Федоровна. Уж больно страсть, как ты ругаешься по утрам!

— А как тут, если… — начала было мать.

— Вот и я говорю, Владимир Васильич, — деликатно подрезал ее Долгушин-дед, чиркая спичкой и осматривая дымоход, — о людях, конечно, надо думать, и ты тут правильно все делаешь… вон как деревня расстроилась, леса, слышал, для колхозников не жалеешь… Но и о себе забывать не след, тем более вон по хозяйке вижу, прибавления ждешь… Дочку, наверное, задумали?

Отец выдавил на лице подобие улыбки и развел руками.

— И как тут с малым ребенком в холодной избе, — бросил, обжигаясь, горелую спичку на шесток Долгушин-дед, — давай вот что сделаем, Владимир Васильич, все, что можно, я поправлю завтра… А летом я тебе новую печь сложу — горячую, с веселым голоском… ребятишки зимой будут босиком бегать по дому. Ты только кирпича правильного запаси, а какого — я тебе потом скажу.

Отец, как мне показалось, с неохотой, как-то вынужденно, с оговоркой, что достанет кирпич за собственный счет и за работу заплатит сам, принял предложение. На том и разошлись.

— Что, съел? Ты к нему — язвой, а он к тебе — ясным! — сказала мать, рывками задвигая поглубже заслонки в трубе, когда Долгушин-дед ушел.

Отец промолчал, долго нахмуренно вертел книжку в руках, пуская веером страницы. Потом встал и сунул ее куда-то на самую верхнюю полку, где у матери хранились в холщовых мешочках сушеные грибы, ягоды, запасы сахара и круп.

Через много лет я заинтересовался, что стало потом с той книгой — «Библией для верующих и неверующих». Куда-то она однажды исчезла с полки, пропала, как сквозь землю провалилась, хотя еще долго лежала там после того памятного вечера. Я всегда на ощупь наталкивался на нее, когда, подставив табуретку, шарил, грешный, встав на цыпочки, по сухо похрустывающим горкам с мешочками в поисках того, где хранилась вожделенная сушеная малина. Иногда я брал ее запыленную, с копотью и паутинками на обрезе, в руки. Но читать не решался. Она была как бы отвержена отцом, а значит, неправильная. И снова клал ее на место. «Куда же она пропала?» — поинтересовался я у матери, перебирая после смерти отца собранные им книги

— Так он сжег ее, — вспомнила мать, — как-то утром… бросил в печь, и все… Когда это было? Да в тот год, когда я Таню, как по заказу, родила, после двух парней-то… — стала уточнять она. — Таня в мае родилась, а книжку он спалил где-то в сентябре, помню, картошку копали… И в новой печке уже, которую летом тогда сложил нам сосед Григорий Александрыч… царство ему небесное! Уж до чего мастер был, такую печь устроил — сырая березка, как порох, разгоралась… во тяга была! Радость-то какая для меня! Уж больно я со старой намучилась…

11.

Ведение журналов и агрегирование Tower — Руководство по администрированию Ansible Tower v3.8.6 Службы, подключенные к этому потоку данных, служат полезным средством для получения информации об использовании Tower или технических тенденциях. Эти данные можно использовать для анализа событий в инфраструктуре, отслеживания аномалий и сопоставления событий одной службы с событиями другой. Типы данных, которые наиболее полезны для Tower, — это данные о заданиях, событиях/запусках заданий, данные потока активности и сообщения журнала. Данные отправляются в формате JSON по HTTP-соединению с использованием минимальных настроек для конкретных служб, разработанных в пользовательском обработчике или через импортированную библиотеку.

При установке Ansible Tower будет установлена ​​более новая версия rsyslog, которая заменит версию, поставляемую с базой RHEL. Версия rsyslog, установленная Ansible Tower, не включает следующие модули rsyslog:

После установки Ansible Tower используйте только пакет rsyslog, предоставленный Tower, для любого ведения журнала вне Tower, которое ранее могло выполняться с помощью пакета rsyslog, предоставленного RHEL. . Если вы уже используете rsyslog для регистрации системных журналов в экземплярах Tower, вы можете продолжать использовать rsyslog для обработки журналов вне Tower, запустив отдельный процесс rsyslog (используя ту же версию rsyslog, что и Tower) и указав его на отдельный /etc/rsyslog.conf.

Примечание

Для систем, использующих rsyslog вне Tower (на виртуальной машине/машине Tower), рассмотрите любой конфликт, который может возникнуть при использовании новой версии rsyslog, поставляемой с Tower.

На конечной точке /api/v2/settings/logging/ можно настроить, как процесс rsyslog Tower будет обрабатывать сообщения, которые еще не были отправлены, в случае отключения внешнего регистратора:

• LOG_AGGREGATOR_MAX_DISK_USAGE_GB: указывает объем данных для хранения (в гигабайтах) во время сбоя внешнего агрегатора журналов (по умолчанию 1). Эквивалент Параметр rsyslogd queue.maxdiskspace .

• LOG_AGGREGATOR_MAX_DISK_USAGE_PATH : указывает расположение для сохранения журналов, которые следует повторить после сбоя внешнего агрегатора журналов (по умолчанию /var/lib/awx ). Эквивалент параметра rsyslogd queue.spoolDirectory .

Например, если Splunk отключается, rsyslogd сохраняет очередь на диске до тех пор, пока Splunk не вернется в оперативный режим. По умолчанию он будет хранить до 1 ГБ событий (пока Splunk находится в автономном режиме), но при необходимости вы можете увеличить его до 1 ГБ или изменить путь, по которому вы сохраняете очередь.

11.1. Регистраторы

Ниже приведены специальные регистраторы (за исключением awx , которые представляют собой общие серверные журналы), которые предоставляют большой объем информации в предсказуемом структурированном или полуструктурированном формате, следуя той же структуре, которую можно было бы ожидать при получении данных из API:

• job_events : Предоставляет данные, возвращенные из модуля обратного вызова Ansible

• activity_stream : Отображает запись об изменениях объектов в приложении Ansible Tower

• system_tracking : Предоставляет данные фактов, собранные модулем Ansible setup (т. е. collect_facts: True ), когда шаблоны заданий запускаются с выбранным Enable Fact Cache

• awx : Предоставляет общие журналы сервера, которые включают журналы, которые обычно записываются в файл. Он содержит стандартные метаданные, которые есть во всех журналах, за исключением того, что он содержит только сообщение из оператора журнала.

Эти регистраторы используют только уровень журнала INFO, за исключением регистратора awx , который может быть любым заданным уровнем.

Кроме того, стандартные бревна башни могут быть доставлены с помощью этого же механизма. Очевидно, как включить или отключить каждый из этих пяти источников данных, не манипулируя сложным словарем в вашем локальном файле настроек, а также настроить уровень журнала, потребляемый из стандартных журналов Tower.

Чтобы настроить различные компоненты ведения журнала в Ansible Tower, выберите Система из меню (), расположенного на левой панели навигации.

11.1.1. Схема сообщения журнала

Общая схема для всех регистраторов:

• cluster_host_id : Уникальный идентификатор хоста в кластере Tower

• уровень : стандартный уровень журнала Python, приблизительно отражающий значимость события. Все регистраторы данных, являющиеся частью этой функции, используют уровень INFO, но другие журналы Tower будут использовать другие уровни по мере необходимости.0004

• logger_name : Имя логгера, которое мы используем в настройках, например, «activity_stream»

• @timestamp : Время журнала

• путь : Путь к файлу в коде, где был создан журнал

11.1.2. Схема потока активности

• (общая): использует все поля, общие для всех регистраторов, перечисленных выше

• субъект : Имя пользователя, выполнившего действие, задокументированное в журнале

• изменения : Сводка JSON о том, какие поля были изменены, и их старые/новые значения.

• операция : Основная категория изменений, зарегистрированных в потоке активности, например, «ассоциированный».

• объект1 : Информация об основном объекте, над которым выполняется операция, в соответствии с тем, что мы показываем в потоке активности

• объект2 : Если применимо, второй объект, участвующий в действии

11.1.3. Схема событий задания

Этот регистратор отражает данные, сохраняемые в событиях задания, за исключением случаев, когда в противном случае они противоречат ожидаемым стандартным полям из регистратора, и в этом случае поля являются вложенными. Примечательно, что поле host в модели job_event задается как event_host . В полезной нагрузке также есть поле подсловаря event_data , которое содержит различные поля в зависимости от специфики события Ansible.

Этот регистратор также включает общие поля.

11.1.4. Схема данных сканирования/фактов/отслеживания системы

Они содержат подробные поля словарного типа, которые являются службами, пакетами или файлами.

• (общий): используются все поля, общие для всех регистраторов, перечисленных выше

• services : для сканирования служб это поле включено и имеет ключи на основе имени службы. ПРИМЕЧАНИЕ : Точки запрещены эластичным поиском в именах и заменены на «_» нашим средством форматирования журналов

• пакет : Включено в сообщения журнала сканирования пакетов

• файлы : Включено в сообщения журнала о сканировании файлов

• хост : Имя сканирования хоста относится к

• inventory_id : хост с идентификатором инвентаря находится внутри

11.1.6. Журналы Tower

В дополнение к обычным полям, содержит поле msg с сообщением журнала. Ошибки содержат отдельные поле трассировки . Эти журналы могут быть включены или отключены в параметре Настройка пользовательского интерфейса Tower ENABLE EXTERNAL LOGGING .

Объединение журналов Ansible Tower в Splunk

Опубликовано: 8 декабря 2020 г. | | на Джозеф Теджал (Судоер, Red Hat)

Изображение

Изображение

с сайта Pixabay

Большинство корпоративных ИТ-организаций развертывают средства агрегации журналов для поддержки новых способов работы с помощью оперативной аналитики и различных форм автоматизации. Сама панель инструментов Ansible Tower дает нам хорошее представление о состоянии нашего инвентаря, хостов, запланированных задач и выполняемых вручную заданий. В дополнение к этому, ведение журнала было представлено как отдельная функция, позволяющая Tower отправлять подробные журналы в несколько сторонних внешних служб агрегации журналов, которые уже есть в большинстве ИТ-организаций.

Как обсуждалось здесь, эта функция позволяет администраторам получать ценную информацию и лучше видеть использование Tower и тенденции. Эта информация затем используется для анализа событий и аномалий в инфраструктуре, а также их связи друг с другом, для получения оперативной информации. В настоящее время эта функция работает с Splunk, Loggly, Sumologic и Elastic Stack (ранее — стек ELK).

Изображение

Информационная панель Ansible Tower

Splunk HTTP Event Collector (HEC)

В этой статье я покажу вам процесс пересылки журналов Ansible Tower в существующее развертывание Splunk с использованием его HTTP Event Collector (HEC). HEC позволяет приложениям и службам отправлять данные и события на ваш объект Splunk с использованием протоколов HTTP и HTTPS без необходимости использования пересылки. Он использует токены HEC в качестве средства аутентификации.

В следующем наборе инструкций показано, как настроить агрегацию журналов из Ansible Tower 3. 7.1 в Splunk Enterprise 8.1.0 с помощью HEC (процесс должен быть аналогичным в более ранних версиях). Эти процедуры были протестированы на моем локальном компьютере с RHEL 8.2 для одного из наших клиентов Red Hat TAM в Новой Зеландии.

Часть 1. Включение HEC для первого использования

Если вы впервые используете HEC в своем развертывании Splunk, вам необходимо включить его, прежде чем он сможет получать события Tower по HTTP.

1. Нажмите Настройки → Ввод данных → Сборщик событий HTTP.
2. Нажмите Global Settings в правом верхнем углу.

Изображение

3. Выберите Включено в параметрах переключателя All Tokens .
4. При необходимости выберите Тип источника по умолчанию для всех токенов HEC, Индекс по умолчанию и Выходная группа по умолчанию .
5. Вы можете выбрать Использовать сервер развертывания для распределения токенов между индексаторами как для кластерных, так и для некластерных развертываний.
6. Установите флажок Включить SSL , если вы предпочитаете, чтобы HEC использовала HTTPS вместо HTTP.
7. Убедитесь, что указанный вами номер порта HTTP в настоящее время не используется и не заблокирован брандмауэром. По умолчанию это порт 8088.
8. Нажмите Сохранить .

[ Вам также может понравиться: Настройка logrotate в Linux ]

Часть 2. Создание токена HEC

После включения HEC мы можем сгенерировать токен HEC, который будет использоваться для аутентификации Ansible Tower. Мы можем создать токен в определенной конфигурации, чтобы выбрать тип источника, создать или использовать определенный индекс и даже перенаправить в заданную группу вывода. Все зависит от вашего подхода к использованию собранных событий и данных.

1. Щелкните Настройки → Добавить данные.
2. Выберите Монитор внизу страницы.
3. Щелкните Сборщик событий HTTP.
4. Введите предпочитаемое имя токена в поле Имя .
5. Вы можете выбрать Имя источника вместо и Описание для токена.
6. При необходимости укажите выходную группу , если вы используете их, как описано здесь.
7. Нажмите Далее.
8. Чтобы получить жетоны Ansible Tower, нажмите Выберите и введите _json в поле Select Source Type .
9. Оставьте значение по умолчанию в Контекст приложения : Поиск и отчеты.
10. Для индекса можно создать новый и выбрать его для более быстрого поиска. В качестве примера я сделал индекс ansible (подробнее об индексации Splunk читайте здесь).

Изображение

11. Просмотрите все детали и нажмите Отправить или Назад для редактирования.
12. Скопируйте полученный токен, который будет использоваться при настройке аутентификации Ansible Tower, в Splunk.

Изображение

13. Нажмите Начать поиск , чтобы быстро перенаправить на кнопку поиска и подготовить строку поиска для только что созданного токена.

Изображение

Пример запроса: source=»http:jmt-tower» (index=»ansible») sourcetype=»_json»

Часть 3. Настройка Ansible Tower для пересылки журналов Splunk

Теперь, когда мы настроили HEC Splunk и создали токен, Splunk готов принимать события и данные. Перейдем к настройке на стороне Ansible Tower.

1. Войдите в консоль Tower как администратор.
2. Перейдите в нижний левый угол главного экрана и выберите Настройки.
3. Нажмите Система → Ведение журнала.
4. Установите флажок Включить внешнее ведение журнала.
5. Обратите внимание на следующий пример входной информации из Splunk на основе процедур из частей 1-2.

Изображение

АГРЕГАТОР ЛОГИНГА: https://:8088/services/collector/event
→ укажите номер порта, если вы не использовали 8088
ТИП АГРЕГАТОРА РЕГИСТРАЦИИ: splunk
ТОКЕН АГРЕГАТОРА РЕГИСТРАЦИИ: значение токена из части 2. 12
ПРОТОКОЛ АГРЕГАТОРА РЕГИСТРАЦИИ: HTTPS/HTTP

6. Не стесняйтесь настраивать другие параметры и настройки, указанные на снимке экрана выше. Например, если вы решите включить проверку сертификата HTTPS, сертификат, отправленный внешним агрегатором журналов, будет проверен перед установкой соединения. В этом примере мы оставим его отключенным.
7. Нажмите Сохранить и Проверить , чтобы отправить примеры событий в Splunk.

Изображение

Сведения о настройке примера API

, часть 4. Проверка событий, отправленных в Splunk

Если вы нажмете Test после сохранения конфигурации Ansible Tower, подождите несколько минут, а затем введите образец поиска в поле Splunk Search and Reporting. Вы должны увидеть тестовое сообщение AWX Connection в Splunk.

Изображение

Пример запроса: source=»http:jmt-tower» (index=»ansible») sourcetype=»_json»

Изображение

Сообщение об успешном тестовом соединении

С этого момента вы можете начать создавать отчеты и информационные панели на основе событий и данных, которые вы хотите отслеживать. Ниже приведен пример журнала событий из задания Tower Workflow. Обратите внимание на тип источника и тип источника , которые мы определили в токене HEC. Администраторы и разработчики Splunk теперь могут приступить к анализу полей, полученных Splunk, и вложить некоторые знания в интерпретацию этой информации для своих операций.

Изображение

Пример события задания рабочего процесса Tower.

Приложение Splunk для мониторинга и диагностики Ansible

Существует существующее приложение Splunk для мониторинга Ansible. Приложение предназначено для работы вместе с обратным вызовом Ansible Splunk, разработанным Deloitte, который был представлен для включения в основной дистрибутив Ansible. Оба они с открытым исходным кодом. Они являются еще одним примером силы открытости, которая позволяет инновациям процветать благодаря сотрудничеству с технологиями с открытым исходным кодом.

[ Нужно больше об Ansible? Пройдите бесплатный курс технического обзора от Red Hat. Ansible Essentials: простота в автоматизации, технический обзор. ]

Подведение итогов

Возможность централизации журналов является большим преимуществом для ИТ-организаций. Добавление функции пересылки журналов в Ansible Tower делает его еще лучшим корпоративным решением. Многие организации уже имеют такие решения, как Splunk, и теперь вы знаете, как интегрировать эти инструменты.

Ссылки :

• Регистрация и агрегация башни
• Настройка и использование сборщика событий HTTP в Splunk Web
• Ansible мониторинг и диагностика

Ознакомьтесь со статьями по теме Включить системного администратора

Изображение

Ansible: автоматизация ИТ для всех

Запустите Ansible и начните автоматизировать эти простые задачи.

Изображение

Упрощение автоматизации с Ansible

Начать автоматизировать свои задачи с помощью Ansible проще, чем вы думаете. Это нежное введение дает вам основы, необходимые для оптимизации вашей административной жизни.

Изображение

Введение в Ansible Tower

Не уверены, что вам нужно: Red Hat Ansible или Red Hat Ansible Tower? Читайте дальше и узнайте, как начать работу с Ansible Tower.

Темы: линукс Ansible  

Расположение всех журналов разработчиков на искусственном острове

Автор Итан Уэбб

Опубликовано 4 дня назад

Делиться Твитнуть Делиться Делиться Делиться Электронная почта

Чтобы разблокировать функцию дома игрока на Искусственном острове в Башне фантазий, Странники должны обнаружить местонахождение десяти журналов разработчиков.

После первого прибытия на Искусственный Остров в Башня Фантазии одно из первых заданий, которое будет дано Странникам, это « Найти Журналы Разработчика Искусственного Острова «. Этот квест необходим, чтобы начать обустройство дома игрока, что делает эту задачу обязательной для тех, кто хочет построить свой рай в Эсперии. Однако основная проблема заключается в том, что журналы разработчиков представляют собой небольшие устройства, похожие на планшеты, без визуального свечения или указания местоположения элемента.

Кроме того, задание « Найдите журналы разработчика искусственного острова » в Tower of Fantasy представляет собой квест, основанный на исследовании, а это означает, что маркеры квеста не включены для выполнения этой задачи. Не секрет, что территория Искусственного острова огромна, покрывая больше земли, чем стартовая зона Астры. Тем не менее, поиск маленьких планшетов с экраном размером с человеческую ладонь может быть разочаровывающим, особенно для тех, кто только и хочет построить свой игровой дом.

Связанный: Каждое местонахождение Золотого ядра Уоррена в Tower of Fantasy

К счастью, члены сообщества, такие как WoW Quests, подготовили кадры игрового процесса, показывающие все неотмеченные местоположения каждого Журнала разработчиков Искусственных Островов в Tower of Fantasy . Конечно, можно получить удовольствие от слепого изучения каждого уголка и закоулка островного региона. Тем не менее, Странникам, которые отдают приоритет прогрессу, рекомендуется обратиться к указателю деталей местоположения ниже.

No.	Nearby Coordinates	Nearby Landmarks	Location Details
1	145.4, 71.0	Base Zero	After leaving the airship, head к синему космодрому на обочине тропы прямо впереди. Этот разлом телепортирует игроков прямо к местоположению первого журнала разработчиков.
2	94.2, -8.1	База Ноль	Начиная с самолета Коладора, идите направо. Пройдите вдоль каменной стены и исследуйте третье дерево справа с несколькими ветвями. Бревно спрятано в траве у основания этого дерева.
3	422.7, 7.1	Лагерь ржавого железа	Следующее бревно лежит на вершине упавшего дирижабля в лагере ржавого железа. Чтобы быстро добраться до этого места из второго бревна, используйте синий космодром на холме к востоку от самолета Коладора.
4	397.1, 301.6	База шахты Маунт Сэнди	По указанным координатам уничтожьте подозрительно светящуюся груду камней у стены утеса. Войдите в красный космодром на платформу с контейнером снабжения и несколькими охранниками сокровищ. Журнал разработчика можно найти на травяном внешнем кольце этой круглой платформы.
5	-61.5, -251.0	Spacerift: Dock Entrance	Журнал разработчиков этого искусственного острова в грязи Tower of Fantasy 902 можно найти по координатам тропы 4 Fantasy 902.
6	6.0, -394.9	Простой пирс	На верхних палубах этой вражеской крепости игроки найдут три ящика, размещенные рядом с неоновым экраном. Разбейте эти ящики, чтобы найти спрятанное бревно.
7	-154.3, -7.3	Лужевое озеро	Этот журнал разработчика спрятан в расщелине скалы возле нескольких высоких скал.
8	-224.0, 145,7	Эйри	Голова на острове Строительница. Журнал.
9	-45.1, 9.3	Base Zero Eyrie	Найдите металлическую наклонную дорожку к западу от Base Zero и обыщите под знаком области, который гласит «5 Area».
10	284.1, 349.6	База шахт	0066 Башня Фэнтези .

Источник: Задания WoW

Как решить головоломку с тремя грибами в Tower of Fantasy

Читать Далее

Делиться Твитнуть Делиться Делиться Делиться Эл. адрес

Связанные темы

• Руководства по игре
• Башня фантазии
• шт

Об авторе

Итан Уэбб (опубликовано 1533 статьи)

Итан — американец из Калифорнии, имеет двойную степень в области делового администрирования. и СМИ и связь. Несмотря на большой опыт написания различных статей, в настоящее время он занимается написанием руководств по играм для Screen Rant. У него есть цель всей жизни — когда-нибудь завоевать свой бэклог в Steam.

Еще от Итана Уэбба

Централизованное ведение журналов с помощью ES :: AWS Control Tower Workshop

Обзор

В этом лабораторном занятии мы рассмотрим, как развернуть кластер Elasticsearch и настроить поисковый индекс с помощью

. Мы будем эффективно развертывать решение для централизованного ведения журнала целевой зоны версии 2.3.1 вручную с помощью StackSets. Решение AWS для централизованного ведения журналов, используемое в целевой зоне, фактически является той же общедоступной версией, что и здесь.

Предварительные условия

• Для этой лабораторной работы требуется учетная запись с правами администратора и Control Tower.
• Загрузите zip-файл надстройки централизованного ведения журналов целевой зоны, расположенный в разделе Централизованное ведение журналов на вашем ноутбуке.

Архитектура

Шаги

1. Разархивируйте zip-файл надстройки централизованного ведения журнала целевой зоны, который вы скачали как часть предварительных требований, в локальный каталог в ОС Linux или OSX.

    распаковать ~/Downloads/aws-centralized-logging-solution.zip -d ~/Downloads/aws-centralized-logging-solution
    

   Пользователи Windows: используйте соответствующий метод для извлечения содержимого в локальный каталог.

2. Войдите в систему, используя учетную запись SSO -пользователя , созданную в лабораторном развертывании.

Создайте CloudFormation StackSet для основного стека

Существует два метода развертывания централизованного ведения журнала.

1. Через Stack Set передача 1 учетной записи в другую (учетная запись управления в учетную запись аудита)
2. Через учетную запись Stack 1 (только учетная запись аудита)

Через набор стека перенос 1 учетной записи на другую (учетная запись управления на учетную запись аудита)

Мы собираемся использовать aws-landing-zone-centralized-logging-primary.template для развертывания одного экземпляра стека в перекрестной учетной записи. счет аудита .

1. Вход в учетную запись управления
2. Щелкните правой кнопкой мыши и откройте консоль AWS CloudFormation в новой вкладке
3. Подтвердите свой регион
4. Выберите Создать StackSet в StackSets.
5. Выберите Загрузить файл шаблона . Примечание. Этот шаблон вы загрузили как часть предварительных условий .
   • расположен по адресу ~/Downloads/aws-centralized-logging-solution/templates/core_accounts
6. Выберите aws-landing-zone-centralized-logging-primary.template
7. Дайте StackSet хорошее имя, alias@AWSLZCLPrimary .
   
8. Параметры:

9. Используйте адресацию +, чтобы ввести свой личный адрес электронной почты, например, [email protected] как для адреса электронной почты администратора домена Elasticsearch, так и для адреса электронной почты администратора Cognito.

   Имя	Значение
   Описание StackSet	по умолчанию
   ИД организации	идентификатор организации (o-zzzzzzzz)
   ДемоVPC	по умолчанию
   Размер кластера	маленький
   Демо-подсеть	по умолчанию
   Электронная почта администратора домена	Псевдоним+ctlab24@amazon. com
   CognitoAdminЭлектронная почта	Псевдоним[email protected]
   Демонстрационный шаблон	№
   ДемоVPC	по умолчанию
   ДОМЕННОЕ ИМЯ	Инициалы централизованная регистрация
   —	—
   Роль администратора IAM ARN	AWSControlTowerStackSetRole
   Исполнение IAM	AWSControlTowerExecution
   Номер счета	учетная запись аудита перекрестной учетной записи
   Укажите регионы	регион с установленным CT
   Варианты развертывания	1 , 1

10. Выберите Я признаю, что AWS CloudFormation может создавать ресурсы IAM с произвольными именами. Выберите Я признаю, что AWS CloudFormation может потребоваться следующая возможность: CAPABILITY_AUTO_EXPAND

11. Нажмите Далее

12. Выберите «Развернуть стеки в учетных записях» и введите номер учетной записи для учетной записи аудита между учетными записями (консоль AWS Organizations)

13. Выберите основной регион, в котором развернута Control Tower

14. Нажмите Далее

15. Для роли администратора IAM ARN выберите сервисную роль AWSControlTowerStackSetRole из раскрывающегося списка и AWSControlTowerExecution для имени роли выполнения IAM

16. Нажмите Далее

17. Подтвердить оба ящика IAM

18. Нажмите Отправить

19. Дождитесь развертывания экземпляра стека (~15 минут). Если вы хотите наблюдать за прогрессом, вы можете использовать SSO и использовать консоль администрирования в кросс-аккаунте учетная запись аудита , чтобы следить за завершением стека.

20. Перейдите к консоли CloudFormation с перекрестной учетной записью учетной записи аудита и скопируйте все выходные данные во временную записную книжку

21. Следите за входящим адресом электронной почты, указанным ранее, для временного пароля и уведомления о подписке на SNS. Мы будем использовать пароль в следующем разделе и подпишемся на уведомления SNS.

---

Создание StackSet для стеков централизованного ведения журнала

Мы собираемся использовать шаблон aws-landing-zone-centralized-logging-spoke.template для создания StackSet для развертывания периферийных устройств для учетных записей в нашей организации.

Большинству клиентов следует рассмотреть возможность развертывания стека лучей во всех своих учетных записях, поскольку они уже хранят журналы этих учетных записей в корзине архивных журналов. Однако для этого практического занятия мы собираемся выполнить развертывание в одной учетной записи в интересах экономии времени.

1. Вход в учетную запись управления
2. Щелкните правой кнопкой мыши и откройте консоль AWS CloudFormation в новой вкладке
3. Подтвердите свой регион
4. Выбрать Создать StackSet в StackSets
5. Выберите Загрузить шаблон в Amazon S3 . Примечание. Этот шаблон вы загрузили как часть предварительных условий .
   • расположен по адресу ~/Downloads/aws-centralized-logging-solution/templates/aws_baseline
6. Выберите aws-landing-zone-centralized-logging-spoke.template
7. Дайте StackSet хорошее имя, alias@AWSLZCLSpoke .
   
8. Параметры:
9. Используйте выходные данные, которые вы сохранили из основного стека
   • Конечная точка Elasticsearch
   • Роль основной учетной записи
   • Размер кластера
10. Откройте новую вкладку консоли и получите имя CloudWatch — Logs — CloudWatchLogs LogGroup — скорее всего это будет aws-controltower/CloudTrailLogs.
11. Измените параметр для CloudTrailCloudWatchLogsGroupName на имя, которое вы нашли выше, например. aws-controltower/CloudTrailLogs

12. Используйте основной регион, который вы использовали для Control Tower, для CloudTrailRegion

    Имя	Значение
    Конечная точка Elasticsearch (ESDomain)	Выходное значение DomainEndpoint из предыдущего шага
    Роль основной учетной записи	Выходное значение MasterRole из предыдущего шага
    Размер кластера	маленький
    Протоколы проб	№
    VPC CIDR для источников проб	по умолчанию
    Подсеть для примера веб-сервера	по умолчанию
    Клаудтрейлклаудватчлогсгрупнаме	aws-controltower/CloudTrailLogs
    CloudTrailRegion	укажите свой регион (например us-east-1 )
    Роль администратора IAM ARN	AWSControlTowerStackSetRole
    Имя роли выполнения IAM	AWSControlTowerExecution

13. Нажмите Далее

14. Выберите учетную запись аудита

15. Выберите основной регион, который вы только что ввели в качестве параметра, и нажмите «Добавить».

16. Нажмите Далее

17. Подтвердить оба ящика IAM

18. Нажмите Создать

19. Теперь подождите (~ 1 мин), пока хотя бы один из экземпляров стека не будет завершен, прежде чем переходить к следующему шагу

---

Войдите в панель инструментов Kibana.

1. Используя выходы, мы сохраняем из основного стека KibanaLoginURL .
2. В вашем почтовом ящике должно быть электронное письмо с именем пользователя и паролем.

Вы завершили лабораторную работу . Чтобы узнать больше о том, как использовать Kibana, см. Kibana How To.

Очистить лабораторию

1. Войдите в учетную запись управления.
2. Щелкните правой кнопкой мыши и откройте консоль AWS CloudFormation в новой вкладке и проверьте свой регион.
3. Удалить StackSet луча.
4. Удалить основной StackSet.
5. Удалите домен ElasticSearch вручную в учетной записи аудита .

Tower of Fantasy: где найти журналы разработчиков на искусственном острове

Если вы ищете местонахождение всех журналов разработчиков на искусственном острове Tower of Fantasy, это руководство для вас.

После того, как вы прибудете на Искусственный остров в Башня Фантазии и выполните вводный квест, вы получите квест на получение десяти журналов разработчиков. Нет простого указания, где найти указанные журналы или как они выглядят. Вам нужно будет собрать их все, если вы хотите пройти карту на 100%, и в этом руководстве указано их местонахождение и лучший способ быстро их получить.

В этом руководстве мы предполагаем, что у вас нет активных космических кораблей на искусственных островах. Для тех журналов разработчиков, которые выигрывают от разблокировки определенного Spacerift, мы упомянем об этом в записи.

Первые пять журналов разработчиков относятся к платформам Base Zero и Межпространственного Дракона Ледяного Огня. Мы пометим их, используя указания, относящиеся к этим платформам, для простоты доступа.

Журнал разработчиков №1: В лагере Хейна к западу от межпространственной платформы Дракона Ледяного Огня

Начните свое путешествие, направляясь на юго-запад от воздушного корабля и на запад от большой платформы босса Дракона. Там есть небольшая цитадель гиен с контейнером снабжения II.

На платформе над контейнером находится деревянный ящик. Уничтожьте коробку, чтобы открыть журнал разработчика.

Журнал разработчиков #2: К северо-западу от межпространственной платформы Дракона Ледяного Огня среди скал

Следующий Журнал Разработчиков находится почти прямо к северу от первого. Пересеките реку и найдите скопление скал и высоких валунов, выступающих рядом с пляжем.

Бревно спрятано в расщелине, ближайшей к пляжу.

Журнал разработчиков №3: К северо-востоку от межпространственной платформы Ледяного Дракона, прикрепленной к знаку

Направляйтесь прямо к востоку от второго бревна и поднимитесь на горный склон. В северо-восточной части будет небольшая промзона с вывеской.

Третий журнал разработчиков прикреплен к указателю.

Журнал разработчика №4: К западу от причала дирижаблей, возле дерева

Продолжайте двигаться на восток к причалу дирижаблей на Базе Ноль. Прежде чем добраться туда, спрыгните в нижнюю часть к югу от скал. Журнал разработчиков расположен у основания дерева, ближайшего к скалам.

Если вы не видите всплывающее окно сразу, обойдите вокруг дерева и держитесь поближе к нему.

Журнал разработчиков №5: К востоку от платформы космического разлома Эйри, на холме рядом с грузовиком

Следующий журнал находится рядом с южным запертым грузовиком, скрывающим Красное ядро. Журнал разработчиков находится на холме к северо-востоку от указанного грузовика, посреди травы.

Следующие три журнала разработчиков находятся к востоку от Межпространственной платформы Дракона Ледяного Огня в части горы Сэнди на Искусственном острове. Мы будем использовать длинную трубу, идущую от склона горы, в качестве точки отсчета. Наличие космодрома Rusty Iron Camp помогает быстро добраться до этой области.

Журнал разработчиков №6: К северу от Длинной трубы в лагере Ржавого железа, на вершине разбившегося дирижабля его восточная сторона. Чтобы найти этот журнал разработчика, поднимитесь на руины дирижабля и идите к хвостовому крылу.

Журнал находится на хребте корабля.

Журнал разработчика №7: На плавучей платформе к западу от трубы

Самый простой способ получить этот журнал разработчика — получить доступ к Космическому порталу Орлиного Гнезда (который можно найти с помощью нашего руководства здесь) и спуститься к нему. Вы также можете подняться на гору Сэнди на восток и спуститься оттуда.

В любом случае, вы найдете бревно на одной из северных опор снаружи главной платформы.

Журнал разработчика №8: К юго-западу от трубы на шахтной базе, рядом с грузовиком

Спуститесь на юг с плавучей платформы в лагерь опустошителей на шахтной базе. Убейте там врагов и направляйтесь к грузовику под металлическим выступом. Там будет несколько маленьких бутылок, которые вы можете подобрать или разбить. Сделайте либо так, чтобы открыть журнал разработчика.

Два последних бревна находятся далеко к северу от Базы Ноль, а ближайший ориентир — это вход в док, космодром, но путешествие на север от Базы позволит вам достаточно легко добраться до них.

Журнал разработчиков Местоположение #9: К западу от входа в док Космический портал посреди грязной дорожки

Непосредственно к северу от межпространственной платформы Ледяного огня Дракона и к западу от входа в док Космический портал представляет собой грязную дорожку, ведущую к лестнице. и Крепость Опустошителей.

Журнал разработчиков находится на пересечении путей возле желтого портала к югу от лестницы.

Место в журнале разработчиков #10: Рядом с туннелем, обнесенным стеной, под ящиками

К северу от девятого журнала разработчиков и вверх по лестнице находится туннель, отгороженный барьерами жесткого света. На платформе возле туннеля есть несколько врагов, телескоп и несколько ящиков.

В северном конце платформы находится набор из трех ящиков. Уничтожьте их, чтобы открыть окончательный журнал разработчиков.

Со всеми десятью бревнами в вашем инвентаре возвращайтесь в Каладор на Базу Ноль. Он отблагодарит вас похвалой и солидным кошельком на 100 золотых. Настоящей наградой были, конечно же, друзья, которых мы завели на этом пути.

Мы рассмотрели множество других тем Tower of Fantasy , в том числе как попасть в все рецепты, которые вы можете приготовить , все живописные места и как получить ездовое животное Monocross Unicorn . Ознакомьтесь с нашим постоянно растущим списком из Башня Фэнтези направляющие .

Исследуйте бревенчатый дом в стиле пожарной башни

Фото: предоставлено Winterwoods Homes

Предыдущий Следующий

 

 

Архитектор из бревен и деревянных каркасов Джеффри Кодилл точно знал, чего хотят его клиенты, когда проектировал необыкновенную смотровую площадку Доби-Маунтин. Это потому, что он спроектировал дом с тремя спальнями и тремя с половиной ванными для себя и своей жены.

 

«Прежде всего, мы хотели поэкспериментировать с сочетанием нового деревянного каркаса из дугласовой ели с реставрированными старинными бревенчатыми стенами и их широкими полосами щелей, — говорит Джеффри. «Использование этих элементов рядом делает этот дизайн уникальным».

 

Исключительное видение Джеффри не ограничивалось материалами. Вдохновленный пожарными вышками Службы национальных парков, которые усеивают вершины гор Голубого хребта, где он строил, Джеффри задумал создать свой собственный взгляд на культовые здания для своей резиденции.

«Выросший в этих горах человек был хорошо знаком со службой национальных парков и ее зданиями в стиле «паркет». Это послужило источником вдохновения для внешнего вида нашего дома», — объясняет Джеффри. Широкое использование камня и дерева, в том числе в подходе Parkitecture, способствует его успеху.

 

Старинные бревна дома были извлечены из сарая в голландской сельской местности Пенсильвании.

«Самому амбару было 185 лет, а древесина состоит из пяти разных пород деревьев, которым было около 300 лет, когда фермер их срубил», — говорит Джеффри. «Эта история стала основой для внешнего вида и тепла, которые вы получаете от дома».

 

Элементы деревянного каркаса дома из дугласовой пихты были подвергнуты дробеструйной обработке, чтобы выявить волокна в том, что обычно было бы очень гладким срезом.

«Пихта Дугласа имеет приятный розоватый оттенок. Мы хотели подчеркнуть текстуру и цвет дерева, чтобы создать контраст с серым, обветренным видом бревен», — говорит Джеффри.

Это сочетание особенно заметно в главной спальне, где изгибы деревянного каркаса соединяются с бревенчатыми стенами. Для прикрепления нового дерева к старому не требовалось никаких специальных инженерных решений, но Джеффри использовал опыт двух разных групп профессионалов для оказания помощи в строительстве: бригаду, знакомую с возведением старинных бревенчатых конструкций, и группу специалистов, примыкающих к врезным и пазовым конструкциям.

No related posts.