MUSE — Пойманный на Ближнем Востоке: политика США в отношении арабско-израильского конфликта 1945-1961 (обзор)

Эта книга, являющаяся продуктом обширных исследований в архивах США и Израиля, тем не менее не попадает в цель из-за трех основных проблем.

Во-первых, автор часто дословно повторяет то, что находится в архивах, без должной оценки написанного.Во-вторых, он подходит к своей теме с явным политическим уклоном (проарабским и не сочувствующим Израилю), который имеет тенденцию окрашивать его работы. Наконец, в некоторых случаях он игнорировал некоторые из основных источников, написанных участниками-наблюдателями описанных им событий, что могло бы добавить необходимый баланс в его книгу.

Нет никаких сомнений в том, что автор провел обширное исследование, начиная от «Дневника и бумаг Бен-Гуриона» и заканчивая документами по международным отношениям, опубликованными правительством США, и библиотеками Трумэна и Эйзенхауэра.

Хотя он нашел много интересного материала, особенно о политике США в отношении так называемого плана Альфа середины 1950-х годов, в соответствии с которым Израиль должен был уступить территорию в Негеве в обмен на мир со своими арабскими соседями (США план, который ни Израиль, ни арабские государства не приняли), в целом, выводы, которые он делает из материала, имеют тенденцию к разочарованию. Так, например, он цитирует письмо Даллеса к израильскому правительству, в котором он призывает его передать свои претензии в Организацию Объединенных Наций, а не применять силу, но автор не упоминает, что Израиль был оправдан в своем нежелании сделать это, потому что он неоднократно разочаровывались в U.N. по таким вопросам, как его право на использование Суэцкого канала, право, которое США не хотели добиваться.

Вторая проблема — предвзятость в перспективе, с которой он пишет. Хотя во введении он обещает быть справедливым по отношению к обеим сторонам, текст книги не отражает такого баланса. Так, например (стр. 252), обсуждая вопрос о будущем палестинских беженцев, он утверждает, что то, как Израиль понимает политику США, поощряет «упорную настойчивость» еврейского государства (мой акцент) на переселении.Точно так же на странице 236 он описывает «ловкую» (выделено мной) дипломатию Насера ​​в отрицании вмешательства Египта в Иорданию во время кризиса 1957 года в этой стране между королем Хусейном и премьер-министром Набулси. Помимо похвалы Насера, автор упускает из виду многочисленные свидетельства, в том числе передачи Каирского радио, призывающие к свержению Хусейна.

Третья проблема книги — пренебрежение автором к некоторым ключевым источникам. Таким образом, довольно удивительно обсуждать политику США в Ливане во время кризиса 1958 года без ссылки на прекрасную книгу посла Роберта Мерфи « Дипломат среди воинов », в которой обсуждаются его усилия по разрешению кризиса.

В целом, эта книга будет полезной для тех, кто ищет хорошую справочную информацию по ключевым документам политики США на Ближнем Востоке с 1945 по 1961 год. Однако люди, использующие эти документы, могут прийти к другим выводам, чем автор этой книги.

Роберт О. Фридман

Департамент политологии
Еврейский университет Балтимора

Средний человек | Нация

Подписаться на

Подписаться на

Поддержка прогрессивной журналистики

Поддержка прогрессивной журналистики

Зарегистрируйтесь в нашем винном клубе сегодня.

За столетие, последовавшее за наполеоновскими войнами, Османская империя сократилась и в конце концов исчезла с карты. На Балканах его место заняли христианские национальные государства, чья успешная борьба за независимость во многом обязана поддержке великих держав Европы. Сформировавшись, новички быстро продемонстрировали свою независимость от своих первоначальных спонсоров, играя одну сторону против другой в борьбе за господство в Европе, которая занимала Великобританию, Францию, Германию и Россию за десятилетия до 1914 года.Но в арабских провинциях империи борьба за национальное освобождение началась позже и в совершенно ином геополитическом контексте. Независимость пришла внезапно и неожиданно в результате Первой мировой войны, сформированной границами, установленными в ходе тайных переговоров между британскими и французскими дипломатами. Лондон и Париж вышли из Версаля с заморскими империями, более крупными, чем когда-либо прежде, и новые государства Ближнего Востока стали центром этой экспансии. Формально мандатарии Лиги Наций, Сирия, Ирак, Ливан и Палестина в действительности были не более независимыми от своих европейских хозяев, чем Египет или Кипр.Таким образом, на Ближнем Востоке создание постосманских государств означало не конец колониального или квазиколониального правления, а, скорее, его усиление и европеизацию. А с быстрой консолидацией еврейского поселенческого общества в Палестине эта новая форма империализма поставила под угрозу сам принцип национального самоопределения, ради поддержки которого якобы велась война.

Ничего из этого не имело большого отношения к Соединенным Штатам. В течение долгого времени страна была связана в арабском мире, прежде всего, с американскими протестантскими миссионерами, которые действовали там на протяжении девятнадцатого века.Вудро Вильсон не знал об англо-французском разделе региона во время войны, и когда он узнал об этом, он был готов уважать его условия (в отличие от более жесткой линии, которую он занял в самой Европе), отказавшись от своих требований применять принцип национального самоопределения. Он проигнорировал просьбы арабских политиков в Версале и принял расширение французского и британского влияния. Готовность Вашингтона позволить своим европейским партнерам взять на себя инициативу не исчезла во время или даже после Второй мировой войны.Французы были вынуждены извергнуть Ливан и Сирию и были заняты Алжиром. Но момент Британии на Ближнем Востоке длился до злополучного Суэцкого кризиса 1956 года, когда британские, французские и израильские войска атаковали Египет, прежде чем были вынуждены отступить по настоянию Эйзенхауэра. Это делает период с 1945 по 1970 год чрезвычайно важным для любого, кто пытается понять корни ближневосточной политики США, поскольку именно в эти годы регион постепенно перешел от второстепенного значения для политиков Вашингтона к одному из их центральных пунктов. озабоченности.

После поражения Гитлера президент Трумэн изо всех сил старался обучить себя и американский народ новым глобальным обязанностям, возложенным на них холодной войной. Озабоченный надвигающейся конфронтацией с Советским Союзом и стремящийся не допустить распада Европы, Трумэн лишь от случая к случаю обращал внимание на Ближний Восток. Палестина оказалась самой насущной дилеммой, поскольку британцы явно намеревались спастись. Раздел уже обеспечил стратегию выхода в Индии, и Специальный комитет Организации Объединенных Наций по Палестине был, конечно, не единственным, кто считал, что это единственное жизнеспособное решение и в Палестине, — точка зрения, поддержанная Генеральной Ассамблеей в конце 1947 года.Жизнь американских евреев была преобразована ростом просионистских лоббистов, которые продвигали эту линию и не оказывали слишком тонкого давления на Белый дом. Трумэн мог не осознавать, какое влияние его немедленное признание еврейского государства окажет на общественное мнение арабов. Но отныне Соединенные Штаты — несмотря на относительно скромные масштабы их поддержки Израиля — были на второй план в том, что касалось арабских государств.

Для американцев Израиль был отвлечением от реальной проблемы — нефти — жизненно важной не столько для самой американской экономики, сколько для любых шансов на выздоровление в Западной Европе, главном фронте против коммунизма.Региональная стабильность была важна для поддержания потока нефти, и любую угрозу этому — будь то бряцание оружием со стороны Израиля или коммунистическая подрывная деятельность — необходимо было сдерживать. Следовательно, Пентагон выступал против продажи оружия Израилю на том основании, что он уже имел наступательное превосходство над своими соседями, и поддерживал британские усилия по наращиванию арабских вооруженных сил, тем более, что они могли использоваться как для внутренней, так и для внешней полиции. Стремясь предотвратить дальнейшие столкновения между Израилем и его соседями, Вашингтон чувствовал себя сбитым с толку честным брокером, которому нужно быстро учиться.По крайней мере, такова картина, нарисованная Питером Ханом в фильме « Пойманы на Ближнем Востоке, » — возникающая сила, познающая пределы своего влияния, внутренне раздираемая конфликтами между проарабскими государственными ведомствами и министерствами обороны, с одной стороны, а с другой — Белый дом, часто уязвимый для согласованных кампаний сионистского лоббирования. Однако следует сказать, что, хотя политика США была более беспристрастной, чем она станет позже, она вряд ли была столь пассивной или бескорыстной, как можно было предположить из описания Гана.Именно стратегические интересы и политические реалии Америки, при всей их непоследовательности, определяли ее политику, а не просто благородное желание выступить в роли беспристрастного арбитра в чужой борьбе.

Переход от Трумэна к Эйзенхауэру означает переход от размежевания, путаницы и уважения к британской инициативе к новой согласованной большой стратегии. Впервые Ближний Восток был удостоен чести самостоятельной президентской доктрины. Ike и его госсекретарь Джон Фостер Даллес, работал для мирного урегулирования, тем более, что вытеснение короля в Египте в 1952 году и ожесточенных столкновений вдоль границы с Израилем поднял ставки.Суэц лишил возможности их амбициозного «Альфа-плана» урегулировать арабо-израильский конфликт, но оставил престиж Америки на рекордно высоком уровне в арабском мире, как только они вынудили британцев и французов, а затем и израильтян (гораздо более жесткое предложение ), чтобы уйти. Однако в конечном итоге их стратегический подход оказался не более успешным, чем попытка Трумэна добиться успеха. После Суэца Вашингтон сменил Уайтхолла в качестве регионального гегемона, но вовсе не отвергая предпосылки британской политики, а доктрина Эйзенхауэра просто перевела имперское презрение Лондона к националистам в новый тон.

Из рассказов Хана, Салима Якуба и Дугласа Литтла ясно видно, как мало Вашингтон понимал последствия навязывания своих навязчивых идей «холодной войны» региону, думая о других вещах. Именно антиколониализм подогревал гнев арабов в связи с Суэцкой войной, и беглый взгляд на антиимперскую Америку прошлого вызвал удивительную благодарность. Тем не менее, почти сразу же приоритеты Вашингтона вновь заявили о себе — залатать важнейший глобальный альянс с британцами и сосредоточить внимание на угрозе коммунизма.В результате доктрина Эйзенхауэра, которая настаивала на том, что приоритетами Америки должны быть приоритеты Ближнего Востока, была обречена на провал по причинам, блестяще проанализированным Якубом в его блестящей монографии Contains Arab Nationalism . Пытаясь реинтегрировать Великобританию на Ближний Восток, доктрина Эйзенхауэра усложнила арабским государствам принятие американской гегемонии; действительно, вскоре это стало не более чем антинассеровским фронтом, превратившим Насера ​​в символ арабского сопротивления колониальному господству.Насер разыграл свои карты хорошо, возможно, слишком хорошо, поскольку, увеличивая беспокойство среди консервативных арабских лидеров, он усилил зависимость Хашимитов и Саудовской Аравии от помощи США. Сделки советских вооружений с Сирией и Египтом заставили Вашингтон рассматривать эти два государства как потенциально дестабилизирующую пятую колонну; Иордания, Ирак, Иран и Саудовская Аравия стали стержнями новой стратегии, основанной на хрупких монархиях, доходах от нефти и, в случае Саудовской Аравии, исламизме. Слабая мера успеха Айка стала очевидной к 1958 году: свержение монархии в Ираке, создание Объединенной Арабской Республики, волнения в Иордании и фиаско — никакое другое слово — вторжения США в Ливан.Доктрина Эйзенхауэра, безусловно, не смогла унять страсти в регионе, но ее провал был гораздо глубже. Он превратил Соединенные Штаты в преемника старых европейских колониальных держав, и в результате разрыв с арабскими государствами быстро нарастал. Очередной разрыв возник между революционным режимом и режимом статус-кво на Ближнем Востоке, лишив их достаточной общей цели, позволяющей адекватно подготовиться к предстоящему столкновению с Израилем. Именно решительная победа последнего в 1967 году положила начало новому этапу в ближневосточной империи Америки — превращению Израиля в его любимого регионального военного сателлита.В книге «Американский ориентализм » Дуглас Литтл показывает, как Вьетнам решительно настроил произраильских БСЖ против «войны за национальное освобождение», которую ведут палестинские партизаны, и заставил его приравнять «террористов-нападающих» во Вьетнаме к левым арабским боевикам. В то время как арабы чувствовали, что они вовлечены в борьбу против колониализма поселенцев, Л. Б. Джей и его преемник Никсон восхищались Израилем как «выступающим за свободу и эффективным противником советской экспансии». Таким образом, определения того, что поставлено на карту, были диаметрально противоположными.

Взятые вместе, эти три книги рисуют удручающую картину упущенных возможностей и непреодолимой вражды. Взгляд Вашингтона на туннель холодной войны означал, что он не смог воспользоваться возможностью, кратко предоставленной после Суэцкого соглашения, для более продуктивных отношений с арабскими странами. Мягко ревизионист Хан проявляет наибольшее сочувствие: он подчеркивает трудности, с которыми столкнулись политики США в результате распрей, коварных лоббистских групп и махинаций Кольцевой дороги. Если бы только, предполагает он, Даллеса и Айка можно было бы предоставить самим себе, во всем можно было бы разобраться.Мало этого не хочет. В своей увлекательно написанной серии эссе он предполагает, что американское культурное высокомерие (или «ориентализм») было таким же виноватым, как и все остальное. Но Якуб, единственный из этих ученых, опирающийся на арабские источники, показывает, что культура имеет гораздо меньшее значение, чем интересы. Политика ближневосточных государств была не более и не менее рациональной, чем политика других стран, но среда, в которой они действовали, была особенно суровой. На Балканах постосманские государства были разделены железным занавесом и вышли в яркий свет двадцать первого века на пороге Европейского союза.На Ближнем Востоке, напротив, все говорят о новом империализме. Пустив корни, описанные в этих трудах, американская империя превратилась в гораздо более мощную силу в регионе, чем любой из ее предшественников.

Добьются ли Япония и Россия прорыва на саммите Ямагути?

Премьер-министр Синдзо Абэ и президент Владимир Путин планируют встретиться 15 декабря в родном городе Абэ на саммите Ямагути. Японские СМИ были весьма оптимистичны в отношении вероятного исхода событий до середины ноября. ¹ Если бы мы попытались предсказать результаты на основе прошлых требований обеих сторон, то казалось бы, вполне достижимо соглашение о мирном договоре с территориальным урегулированием, а также новое экономическое сотрудничество. ² Что касается острого территориального спора, то переход Абэ к стратегии «2 + альфа» — мирному договору в обмен на передачу двух небольших островов (семь процентов общей площади суши четырех островов), как Япония выражает скромность ожидания в отношении альфы (когда-нибудь дальнейшие переговоры или какое-то совместное развитие) — близки к тому, что Путин, казалось, соглашался на саммите в Иркутске в 2001 году.Что касается главного приоритета экономического сотрудничества России, особенно в области развития Дальнего Востока, экономическая программа Абэ из восьми пунктов, представленная в Сочи в мае, наряду с экономическими предложениями, которые сейчас рассматриваются его администрацией, ³ была тепло встречена Путиным. Это включает в себя перспективу того, что россияне называют «энергетическим мостом», плана, который направлен на поставку электроэнергии в дополнение к газу и нефти от Сахалина до Хоккайдо. ⁴ Наконец, повторяющиеся «Владимир-Синдзо» тет-а-тет с присутствием только переводчиков рассматриваются как большой рост доверия между лидерами, у каждого из которых есть политическая база, которая считается достаточно прочной, чтобы держать его под контролем. националисты, возражающие против требуемых компромиссов. ⁵ Недавняя победа Дональда Трампа на президентских выборах может дать этим лидерам еще один стимул к сотрудничеству в период неопределенности в отношениях с США.

Японские официальные лица выразили оптимизм по поводу прогресса, достигнутого в безумной дипломатии последнего времени. Они передали образ Путина, разительно противоречащего Западу. Его размышления об Азиатско-Тихоокеанском регионе отделены от всего, что он может делать где-либо еще, до такой степени, что нет особых причин даже замечать его поведение в Европе, на Ближнем Востоке или дома.Хотя Путин, будучи изолированным, мог бы поддержать Китай в конфронтации с Японией, он является реалистом, придерживающимся баланса сил, и стремится к более тесным отношениям с Японией по экономическим и стратегическим причинам. Япония надеялась не на разовую сделку, чтобы вернуть территорию, потерянную в 1945 году, а на прочную связь между великими державами, которая найдет общий язык при формировании региональной архитектуры Азии. ⁶ Предполагалось, что это дополнит, но никоим образом не заменит жизненно важный союз Японии и США. Ключевым моментом для многих было желание Путина положить конец этой проблеме нормализации, когда он поворачивается на Восток, и его острая потребность в крупномасштабных инвестициях, главным образом в энергетике.Только недавние сигналы из Москвы, в том числе арест 15 ноября за коррупцию министра экономического развития Алексея Улюкаева, ответственного за экономические переговоры с Японией, снизили ожидания.

Российские официальные лица и российские СМИ все более осторожно относятся к обещаниям саммита. Они оставили такие комментарии, как:

• Путин потерял лицо, когда Япония приняла его уступки на саммите в Иркутске, а затем отступила сама по себе, так что на этот раз Япония должна пойти первой;
• Япония должна признать, что, в отличие от эпохи Ельцина, важно, чтобы это рассматривалось как сделка между победителем и проигравшим войну, и это имеет отношение к тому, как будет относиться к суверенитету;
• Российскую общественность необходимо убедить доверять Японии, которая начинается с уверенности в далеко идущих экономических связях;
• И, даже если Путин не настаивает на том, чтобы Япония отказалась от санкций G7 в отношении Украины, создание «правильной атмосферы» гораздо более необходимо для экономических соглашений. ⁷

Таким образом, россияне избегают сильных ожиданий от саммита в Ямагути, выражая при этом очевидное удовлетворение тем, что делает Абэ, и то уважение, которое он проявляет к Путину. ⁸ Общая российская тема по-прежнему заключается в том, чтобы придерживаться Китая и сомневаться в том, что Япония является союзником США. ⁹ Тем не менее, поскольку Япония предлагала больше экономичной пряника, в сентябре и октябре российский тон был несколько более обнадеживающим, прежде чем Москва решила снизить ожидания в ноябре по причинам, которые японцы пытаются объяснить.

Пессимисты как в Японии, так и за рубежом утверждают, что Путин будет требовать от Японии слишком многого, что, даже если сделка будет достигнута, ее основа будет слишком хрупкой, и что Абэ руководствуется иллюзиями, которые вскоре могут быть разоблачены. Что касается требований Путина, то список желаний России об экономическом сотрудничестве из 68 пунктов, который он представил Японии в октябре, бросает вызов экономическим реалиям, сдерживающим японские компании, а также угрожает нарушением режима санкций. ¹⁰ Другим очевидным препятствием является желание некоторых в России, чтобы Абэ признал, что Россия имеет право на Южные Курилы / острова Северной Территории, т.е.е. суверенитет, прежде чем он передаст два. ¹¹ Чем более рвался Абэ к достижению соглашения, тем больше казалось, что Путин передвигает ворота с новыми предварительными условиями.

Тот факт, что на карту поставлено гораздо больше, чем просто территориальное разграничение, объясняет, почему это не обычный саммит и почему сделка некоторым кажется иллюзорной. Абэ спешит и по причинам, требующим объяснения, бросает вызов администрации Обамы. Основным фактором является эмоциональная привлекательность восстановления территории как бальзама для осужденной Японии, что два десятилетия назад не вызвало бы резонанса в более уверенной в себе Японии, которая расценила отказ от претензий на другие острова как ужасную потерю.Вторым фактором, заметным в некоторых японских СМИ, является значение сделки для выработки более автономной внешней политики, о чем свидетельствуют обвинения, которые некоторые возлагают на Вашингтон за то, что он оказал давление на Токио, чтобы тот не заключил сделку по двум островам с Москвой в 1956 году, а в последнее время выступил против Абэ, чтобы сохранить зависимость Японии, согласно довольно извращенной логике. ¹²

Те, кто обвиняет Соединенные Штаты в срыве ранее заключенной сделки, игнорируют советское требование нейтральной Японии, как если бы Токио мог остаться в стороне от холодной войны, и забывают U.S. поощрение сделки между Японией и Россией в 1990-х годах, как хорошее для интеграции России в международное сообщество. Прежде всего, они демонстрируют отсутствие «интернационализма» в отрицании ответственности за управление поведением России, которая развязывает новую холодную войну с США и большей частью Европы. Учитывая ревизионистскую родословную и идеологию Абэ, то, что некоторые считают «реалистическим» стремлением Путина ограничить российско-китайские связи, может указывать на неминуемый вызов национальной идентичности США.взгляд на историю. ¹³ Тем не менее, для предстоящего саммита территориальная сделка является приоритетной, экономические и стратегические цели — второстепенными, а общий контекст национальной идентичности остается спекулятивной, отдаленной перспективой, не входящей в дипломатическую повестку дня. А поскольку Трамп преуменьшает опасения по поводу Путина, у Абэ может появиться больше возможностей для маневра в вопросе идентичности. Тем не менее, некоторые в Японии решили, что Путин больше не нуждается в Абэ, поскольку он ожидает, что Трамп будет иметь дело с ним напрямую, чтобы снять санкции G7. ¹⁴

В случае достижения принципиального соглашения фундамент для его развития вряд ли будет таким прочным, как предполагают японские источники. Например, позиция России в отношении Северной Кореи и системы противоракетной обороны для защиты от нее противоречит комментариям в Японии о прогрессе в стратегическом диалоге с Россией по Северной Корее. Предполагая, что сделка с Россией изменит ее рассуждения о том, как разрешить северокорейский ядерный кризис или ценность ее тесных связей с Китаем как основного пути в Восточную Азию, и противодействовать У.Южные союзы — это большая натяжка, которая приобретает для Японии геополитическое значение, которого россияне не видят. Однако выгоды для обеих сторон означают, что стратегический фактор не должен быть серьезным препятствием.

Территориальное соглашение, независимо от демаркационных линий, не было бы проблемой для Соединенных Штатов, но непредвиденная экономическая выгода, которая бросает вызов духу режима санкций, была реальной проблемой для администрации Обамы. Соглашение, которое в конечном итоге может привести к усилению ревизионизма и переосмыслению ключевых событий Второй мировой войны, нанесет ущерб отношениям Японии с Южной Кореей и Соединенными Штатами и, вероятно, вызовет новое недоверие.Соединенным Штатам необходимо очень четко заявить, что это не препятствие для территориального соглашения, но они должны быть осторожны, рассматривая опасения как геополитические аргументы.

Начало работы новой администрации США в 2017 году будет подходящим временем для более глубокого стратегического диалога между Вашингтоном и Токио, сфокусированного на управлении подъемом Китая и ядерной угрозе со стороны Северной Кореи. Мы узнаем, отвечает ли диалог недавним опасениям не обычными официальными заявлениями о том, что у двух стран были самые тесные союзнические отношения, а тем, как японские СМИ изменяют свое освещение России.Если российско-американский отношения по-прежнему находятся на пути к столкновению, а отношения между Японией и Россией переходят в состояние медового месяца после заключения соглашения, на союз США и Японии будет брошена тень. Это высокая цена за компромисс, который уже давно находится в пределах досягаемости. В конечном счете, более ограниченное японо-российское соглашение с небольшими претензиями не должно рассматриваться как проблема США.

Предположения японских СМИ о причинах заключения сделки Россией контрастируют с тем, как российские СМИ и специалисты изображают потребность Японии в прорыве.Например, в японском источнике от 1 ноября 2016 г. ¹⁵ утверждалось, что из-за плохих отношений с США и Европой Путин считает установление более тесных связей с Японией плюсом; что Путин хочет избежать чрезмерной зависимости от Китая с момента начала украинского кризиса и планирует использовать Японию для баланса; что инвестиции из Японии, богатой капиталом и технологиями, в развитие Дальнего Востока России очень желательны, учитывая низкие цены на нефть и санкции; и что акцент Абэ на выгодах для России, как в его сочинском плане экономического сотрудничества из восьми пунктов, будет ключом к разрешению территориального спора.В этом рассуждении отсутствует какая-либо оценка того, что русские говорят о том, что движет их стороной и каково реальное влияние Японии. Однако в течение ноября российский негативный настрой заставил японцев искать такие ответы.

Российские предположения относительно причин, по которым Япония заключила сделку, менее оптимистичны, но они также односторонни в интерпретации логики японской дипломатии. Если японцы указывают на изоляцию России по сравнению с Западом, русские подчеркивают страх Японии перед Китаем и его слабые позиции в Азии.Если японцы будут говорить о слабости российской экономики, россияне сконцентрируются на тревоге Японии. Каждая сторона видит, что другая играет слабую руку, что приводит к негибкости, в основном со стороны России, что может стать проблемой.

В предыдущие периоды японских преувеличений о достижении прорыва в отношениях с Москвой (1986-92, 1997-2001 гг.) Также наблюдался разрыв в сообщениях, доставляемых широкой публике с каждой стороны, что не предвещало ничего хорошего для заключения сделки. Тем не менее, на этот раз японская сторона была дисциплинирована в предотвращении утечек, СМИ осторожно ставили под сомнение необходимость компромисса, и обе стороны избежали взлетов и падений общественной реакции, несмотря на влияние украинского кризиса.Это основные причины утверждать, что ошибки прошлой дипломатии не повторится.

Сомнения всех сторон в серьезности Путина возникают из-за отсутствия интереса со стороны российских переговорщиков к обсуждению условий территориального устройства, а также из-за недавних намеков Путина на то, что Япония еще не построила достаточно доверия с Россией для продолжения переговоров, которые могут привести к соглашение. Это контрастирует с успехом Китая в укреплении доверия до подписания в 2004 году китайско-российского соглашения о демаркации границы. ¹⁶ Отказавшись от крайнего срока для достижения договоренности на переговорах, Путин 27 октября создал впечатление, что он требует от Абэ гораздо большего, чем Абэ предлагал до сих пор. ¹⁷ Путин может рассчитывать, что он должен вырвать у Абэ любые экономические уступки, прежде чем сделка будет достигнута, иначе он потеряет рычаги влияния. Он, несомненно, осведомлен о том, что компании в Японии опасаются инвестировать в Россию, которую раньше сжигали, и что только выкручивание рук Абэ, которого заставляли делать больше для обеспечения своей территориальной сделки, приведет к подписанию меморандумов о взаимопонимании. соглашение о мирном договоре.Ситуацию усложняет нервозность некоторых компаний не только по поводу рисков, но и по поводу того, что может произойти, если Вашингтон решит, что они нарушили санкции G7. Ноябрьское сообщение из России обескуражило Абэ, оставив неясным, почему Путин отказывается сейчас.

Отношения между Японией и Россией находятся на перепутье с аналогами 1956 года. Предположительно, тогда, как и после окончания холодной войны, возможности были упущены, но саммит в Ямагути рассматривался некоторыми как последний шанс исправить ситуацию.Достичь соглашения будет непросто не только из-за разногласий по поводу того, что является «альфой» в территориальной сделке и экономической выгоды для России, но и из-за геополитических рассуждений Путина. Тем не менее, каждый из них получит рычаги воздействия, чтобы противостоять неопределенности, связанной с переходом Трампа, и в то же время ожидает, что «сделать Америку снова великой» удобно для подтверждения навязчивой идеи сделать Россию снова великой и для восстановления чести Японии, поскольку она находит путь к подтверждению цели Абэ. «нормальная Япония».

По-прежнему возможно, что Абэ и Путин согласятся по Ямагутиской декларации, в которой подтверждается готовность России передать два острова Японии и признается существенное экономическое сотрудничество, которому Япония привержена.