Современная архитектура европы: История современной архитектуры: 5 ключевых направлений

Содержание

История современной архитектуры: 5 ключевых направлений

Мы много говорим о впечатляющих зданиях, мастерах своего дела и архитектуре в целом. В этой статье предлагаем сделать пару шагов назад, к истокам современной архитектуры, чтобы разобраться, что лежит в ее основе.

Вспоминаем историю и основные черты главных направлений архитектуры XX века: функционализма, конструктивизма, экспрессионизма, брутализма, а также метаболизма.

Функционализм, 1910–1940

История

Форма должна соответствовать функции — таков был девиз направления архитектуры, зародившегося в начале XX века в Европе. Функционализм — это мировоззрение, отождествляющее лаконичность и осознанность. Еще в I веке до нашей эры архитектор Витрувий утверждал, что архитектура — это прочность, польза и красота. Однако к IX веку случился перекос в сторону стиля. Только к концу столетия стали появляться те, кто был против излишнего украшательства, в их числе были основоположники функционализма.

Одним из пионеров функционализма стал учитель Фрэнка Ллойда Райта Ллуис Салливан — отец американского модернизма, создатель первого небоскреба и концепции органической архитектуры.

В 1880-х он же и провозгласил девиз соответствия формы функции, а чуть позже, уже в XX веке, Ле Корьбюзье назвал дом «машиной для жизни».

Официально функционализм вступил в свои права к 1930-м годам благодаря появлению Баухауса и в частности благодаря Вальтеру Гропиусу. Здание школы в Дессау по сей день является иконой функционализма. Так же, как и Ле Корбюзье, архитектор был приверженцем унифицированного массового строительства, стремившимся восполнить нехватку жилья в послевоенное время.

Дома в поселке Вейссенгоф, Ле Корбюзье. Штутгарт, Германия, 1927 Дом Фарнсуорт, Людвиг Мис Ван дер Роэ. Плано, Иллинойс, 1946–1951 Фабрика «Фагус», Вальтер Гропиус, Адольф Мейер. Альфельд, Германия, 1910–1913

Архитектурные принципы

Предпосылкой для революции в архитектуре стал прорыв в строительных технологиях, а точнее — появление железобетона. Благодаря ему архитекторы ушли от массивных кирпичных стен и упростили конструктивную схему до каркасной. Колонны заменили несущие стены и позволили внедрить ленточное остекление, тем самым осветив бо́льшую площадь пространства.

Скатные крыши также подверглись метаморфозам, уступив место плоским кровлям, увеличивающим эксплуатируемую площадь.

Не углубляясь в инженерию, можно заметить, что все изменения происходили не просто так. У каждой детали есть свое обоснование, как и у ее отсутствия. Предназначение и функция составляющих диктуют глобальное преобразование внешнего облика здания. А красота, в свою очередь, заключается в честности: если бетон, то он не прикрыт, пандус становится акцентом в интерьере, окна полностью меняют облик здания. Каждый элемент самодостаточен и открыт наблюдателю.

Признаки:

Простые геометрические формы
Отказ от декора: строительные конструкции, такие как бетонные плиты или деревянные балки, часто остаются непокрытыми

Плоская эксплуатируемая кровля
Ленточное горизонтальное остекление
Пандусы вместо лестниц
Возвышение здания над землей на так называемых «ножках»

Архитекторы:

Ле Корбюзье
Людвиг Мис ван дер Роэ
Петер Беренс
Вальтер Гропиус
Якобус Йоханнес Ауд
Филип Джонсон

Конструктивизм, 1920–1930

История

Советские архитекторы, взяв за основу функционализм, использовали архитектуру как инструмент политической пропаганды пролетарского аскетизма. Основой жизни нового человека, по мнению архитекторов-революционеров, должен был стать всеобщий труд на благо государства. Все отвлекающие факторы, например, бытовые заботы, перекладывались на общественную инфраструктуру. В результате стали появляться дома-коммуны, фабрики-кухни, рабочие клубы и дворцы труда.

Владимир Татлин, автор знаменитого проекта Памятника III Интернационала, был одним из родоначальников конструктивизма. Также на него большое влияние оказали и братья Веснены. Они совместно с Моисеем Гинзбургом организовали Объединение современных архитекторов (ОСА), включающее в себя всех советских перспективных архитекторов того времени.

В противовес мастерам конструктивизма, членам ОСА и ВОПРА, выступали рационалисты из ассоциации новых архитекторов (АСНОВА) и объединения архитекторов урбанистов (АРУ). Рационалисты выступали за влияние архитектуры на сознание человека, призывая его развиваться в сторону прогресса.

Дом Наркомфина, Моисей Гинзбург. Москва, СССР, 1928–1930 Дом культуры имени Русакова, Константин Мельников.

Москва, СССР, 1929 Культурный центр ЗИЛ, братья Веснины. Москва, СССР, 1930–1937 Дом культуры имени Зуева, Илья Голосов. Москва, СССР, 1927–1929

Архитектурные принципы

В основе проектирования лежал тщательный анализ функционирования промышленных и жилых зданий. Под каждую функцию подбиралось свое объемно-планировочное решение. Динамика чистых вертикальных и горизонтальных линий диктовала внешний вид зданий.

В отличие от функционализма, течение конструктивизма обладало большим разнообразием архитектурных форм: кубы, параллелепипеды, окружности окон, обтекаемые балконы и разноступенчатые секции. Такие формы не создают хаос, а гармонично дополняют друг друга.

Признаки:

Масштабность
Монолитность
Секционность
Разнообразие геометрических форм
Отказ от декора

Архитекторы:

Моисей Гинзбург
Константин Мельников
Братья Веснины
Илья Голосов
Иван Леонидов

Экспрессионизм, 1910–1920

История

Зарождение экспрессионизма в архитектуре произошло наряду с литературой, музыкой, кино и изобразительным искусством, однако чуть позже, уже после Первой мировой войны, в 1919–1922-х годах.

В связи с экономическим и политическим послевоенным положением архитектура должна была вызывать положительный эмоциональный отклик. Центром возникновения стала Германия, а ведущим архитектором — Эрих Мендельсон.

Символ экспрессионизма — здание астрофизической лаборатории в Потсдаме «Башня Эйнштейна», спроектированное Мендельсоном. Оно больше похоже на скульптуру и является метафорой теории относительности Эйнштейна. Однако, несмотря на экстравагантный внешний вид сооружения, его композиция очень продумана: «Башня» служит для размещения солнечного телескопа. Детали проработаны в мельчайших подробностях вплоть до воздуховодов, превратившихся в неотъемлемую часть фасада.

Из-за сложных экономических условий многие проекты, к сожалению, так и остались на бумаге. Идеи в основном воплощались в выставочных павильонах и сценографии театра и кино. Одним из главных примеров был Стеклянный павильон авторства Бруно Таута. В индустрии кино отличился “Метрополис” Фрица Ланга, за визуальную составляющую которого отвечал архитектор Герман Финстерлин.

Башня Эйнштейна, Эрих Мендельсон. Потсдам, Германия, 1919–1922 Здание Второго Гетеанума, Рудольф Штайнер. Дорнах, Швейцария, 1928 «Схип» ( Корабль), жилой комплекс «Эйген Хард», Мишель де Клерк. Амстердам, Нидерланды, 1921

Архитектурные принципы

Архитектура стала в некотором роде средством преобразования общества, в результате чего и возник отчасти утопический образ будущего. Серия рисунков Бруно Таута «Альпийская архитектура» была тому примером. В ней архитектор попытался вернуться к природному началу посредством залитых солнцем стеклянных, вздымающихся, как горы, зданий.

В отличие от функционализма, стиля, в котором форма вытекала из функции, в экспрессионизме форма должна была соответствовать определенному психическому состоянию. Эффект воздействия на эмоции зрителя достигался за счет искажения и фрагментации традиционных форм: текучие окна, причудливые углы, изгибы. Никаких отталкивающих и пугающих деталей.

Признаки:

Обтекаемость и пластичность форм
Изгибы
Единство материала

Архитекторы:

Эрих Мендельсон
Рудольф Штайнер
Мишель де Клерк

Брутализм, 1950–1970

История

Архитектурный стиль возник в середине ХХ века и, просуществовав недолго, рухнул как модель безвкусицы. Отправной точкой стала «жилая единица» Ле корбюзье в Марселе, а революционерами брутализма были Элисон и Питр Смитсон. Их школа в Ханстентоне поражает открытостью всех технологий здания вплоть до выведенной на стены электропроводки.

В послевоенное время людям важная была честность, и брутализм стал своего рода антибуржуазным протестом. Ко всему прочему, этот стиль обладал еще одной функцией: благодаря низким затратам на строительство и высокой скорости застройки жильем можно было обеспечить большое количество рабочих.

Под влиянием социалистических идеалов главными типами сооружений были жилые здания, библиотеки, спортивные комплексы, учебные заведения и правительственные здания. Охватив весь мир, брутализм особенно проявил себя в Великобритании и коммунистических странах Восточной Европы.

Школа, Элисон и Пит Смитсон. Ханстентон, Англия, 1949–1954 Институт биологических исследований, Луис Кан. Сан-Диего, США, 1959–1966

Архитектурные принципы

Название пошло от фр. «béton brut» – сырой бетон, что показывает почтение приверженцев брутализма к этому материалу и его качеству. Материал любили за его грубую и непритязательную честность и бескомпромиссность. Конструкции отражали функции здания, но в отличие от господствовавшего тогда интернационального стиля были достаточно тяжеловесными и грубыми.

Здания с потолками двойной высоты, массивными стенами и монохромной палитрой не оставляли простора воображению. Своей массивностью они будто отстаивали свое право быть именно такими, ведь их физически сложно разрушить или переделать. Эти недружественные и даже пугающие здания делают брутализм самым спорным среди всех архитектурных стилей.

Признаки:

Функциональность
Массивность форм
Отсутствие декора и облицовки
Преобладание бетона
Грубые поверхности

Архитекторы:

Элисон и Пит Смитсон
Луис Кан

Метаболизм, 1950–1960

История

Теория метаболизма — в первую очередь градостроительная теория, целью которой было глобальное преобразование городского пространства. Она возникла в Японии в 50-х годах, а ее стремительное развитие началось в 60-х благодаря резкому экономическому росту в стране.

К ряду основоположников относятся такие архитекторы, как Кисё Курокава, Киёнори Кикутакэ, Фумихико Маки, а во главе них находился Кэндзо Танге, который руководил восстановлением Хиросимы после бомбардировок. Для Японии метаболизм стал глотком свежего воздуха, надеждой на возрождение после Второй мировой войны.

В 1960 году в Токио прошел Всемирный конгресс архитекторов, на котором был представлен манифест «Метаболизм: план нового урбанизма». Он описывал города будущего и вмещал несколько глав, написанных каждым членом группы. Города, по мнению архитекторов, должны были состоять из отдельных капсул и могли плавать в океане, летать в космосе. Конечно, перестроить уже существующую структуру города очень сложно, поэтому многие проекты так и остались на бумаге. Но несмотря на это идеи метаболизма оставили существенный след в истории и оказали большое влияние на все последующие поколения японских архитекторов.

Капсульная башня «Накагин», Кисё Курокава. Токио, Япония, 1970–1972 Отель Sofitel Tokio, Киёнори Кикутакэ. Токио, Япония, 1994 Центр коммуникаций, Кэндзо Танге. Кофу, Япония, 1962–1967 гг. Музей современного искусства, Арат Исодзаки. Гумма, Япония, 1974

Архитектурные принципы

В основу теории метаболизма японские архитекторы заложили концепцию развития живого организма. Всё, как и в живой природе, подчиняется стадиям зарождения, развития, угасания, смерти и перерождения. В здании могут быть как постоянные, так и органически меняющиеся во времени элементы. Совершенно не удивительно, что именно Япония стала родиной метаболизма: такой подход неразрывно связан с местной культурой и ее мировоззрением.

Особенностью стиля является некая недосказанность, незавершенность с перспективой на дальнейшее развитие. Объекты нельзя рассматривать как законченные — это скорее структура, предполагающая возможность что-то добавить, изменить или убрать, отталкиваясь от требований нашего изменчивого мира.

Признаки:

Модульность
Ячеистость
Эффект «незавершенности»

Архитекторы:

Кисё Курокава
Киёнори Кикутакэ
Фумихико Маки
Кэндзо Танге
Арат Исодзаки

Если вам понравилась статья, то советуем вам посмотреть еще на 10 проектов архитектора Ле Корбюзье или Арата Исодзаки. А также посмотрите нашу подборку книг об архитектуре.

Также следите за нами в социальных сетях, чтобы не пропускать новые материалы:

— Вконтакте

— Facebook

— Telegram

— Instagram

Losko — неккомерческий проект без рекламы на сайте. Если вам нравится то, что мы делаем, и вы цените свой и чужой труд, то можете поддержать нас финансово на Patreon.

Новейшая история стран Западной Европы и Северной Америки Библиотека русских учебников

В первые послевоенные годы активно развивалась архитектура ее развитие было обусловлено потребностями восстановить разрушения, причиненные европейским странам. Второй мировой войной свою очередь, восстановление городов. Захи иднои. Европы создала возможности для совершенствования урбанистического планирования, внедрения архитектурных нововведений. В 1947 г. возобновил свои собрания. Международный конгресс современной архитектуры течение 1947 — 1956 гг произошло пять собраний этого форума архитекторов. Важным этапом развития западноевропейской архитектуры стала международная строительная выставка 1957 года в. Западном. Берлине, на которой продемонстрировано ряд оригинальных решений в сфере жилищного и гражданского строительства протяжении второй половины 1940-х — 1960-х гг популярными оставались стиле, возникшие еще в межвоенный пе д и в начале XX века: модернизм и один из его направлений -«международный стиль»,»органическая архитектураuot;органічна архітектура».

Архитекторы, которые были сторонниками»международного стиля», в своих проектах избегали применения декора, планировали здания с большими внутренними объемами. Благодаря применению железобетонных конструкцией этой, которые несли нагрузки, внешние стены домов можно было выполнять с широким применением стекла. Вместо наклонных крыш с чердаками, здания»международного стиля»имели плоские крыши. Самым авто паритета среди сторонников»международного стиля»оставался французский архитектор швейцарского происхождения. Ле. Корбузье (1888 — 1965). Архитектор был сторонником больших зданий, которые, по его мнению, эф ективнише использовали площадь городов. Обрабатывая в 1945 г проект восстановления уничтоженного войной французского городка. Сен. Ди в. Вогезах, он предложил поселить все 30 тысяч его жителей в пяти гигантс ьких небоскребах, вокруг которых должен быть разбит парк. Этот проект не реализован, однако в подобном стиле в 1946 -1952 гг. Ле. Корбузье построил жилой участок в. Марселе («Марсельский блок»). В 1950-х г р архитектор больше внимания стал уделять внешнему виду планируемых зданий. Созданные им в то время проекты отмечались скульптурным отношением к архитектурных объемов; часовня. Нотр-Дам-дю-Вот у. Роншами (1952 — 1955),. Музей современного искусства в. Токио (1957 — 1959), монастырь доминиканцев в. Эвре под. Лионом (1957 — 1960), здание. Центра визуального искусства в. Гарварде (1963инок. Центру візуального мистецтва у. Гарварді (1963).

Сторонниками»международного стиля»были немецкий архитектор. Вальтер. Гропиус (1883 — 1969) и итальянский инженер и архитектор. Пьер. Луиджи. Нерви (1891 — 1979) известными среди реализованных в повоен нный время проектов. В. Гропиуса были:. Гарвардский центр в. Кембридже (Массачусетс,. США) (1950), офис авиакомпании»Пан. Американ»в. Нью-Йорке (1958 — 1963), жилая участок в. Берлине, названная его именем (1965 — 1975) и др.. За приверженность в своих проектах к бетонных конструкций. П. Л. Нерви называли»поэтом железобетона»С широким использованием железобетона им было построено здание. ЮНЕСКО в. Париже (19 53 — 1957),. Башню. Пирелли в. Милане (1956 — 1960),. Олимпийский стадион в. Риме (1957 — 1959), небоскреб на площади. Австралии в. Сиднее (1962 — 1969), собор. Девы. Марии в. Сан-Франциско (1970ор. Діви. Марії в. Сан-Франциско (1970).

известным сторонником»органической архитектуры»был финский архитектор и дизайнер. Алвар. Аалто (1898 — 1976). Сторонники»органической архитектуры»исходили из принципа, что здание должно подчеркну юват естественную красоту ландшафта. Ряд оригинальных проектов в стиле»органической архитектуры»реализовал немецкий архитектор. Ганс. Шароун (1893 — 1972). Среди его проектов: небоскребы»Ромео и. Джульетта»в. Штутгарте (1955 — 1959), дом филармонии в. Берлине (1956 — 1963), здание. Государственной библиотеки в. Берлине (1964 — 1978). Особенно оригинально архитектор решил планирования концертного зала. Берлинс ькои филармонии. Окруженный отовсюду зрительскими местами, оркестровый площадка находится там посреди зала, это создало удивительный по своим характеристикам акустический простыеза своїми характеристиками акустичний простір.

В 1959 г завершено строительство нового помещения для музея. Гуггенхейма в. Нью-Йорке. Автором проекта этого здания был американский архитектор. Франк. Ллойд. Райт (1869 — 1959), который также придерживался ка. Аноним»органической архитектуры»Музей выглядит как перевернутая бетонная спираль, расширяющейся кверху. Роль выставочного зала выполняет шестиэтажное рампа-пандус, вьющаяся вокруг центрального подвел рья здания. В музее картины экспонируются без рам, на металлических консолях, выступающие из стен, пол везде имеет наклонакрізь має нахил.

В 1954 г с критикой принципов модернизма в архитектуре выступила группа молодых архитекторов. Образована молодыми проектантами»Группа десять»призвала к демократизации современной архитектуры и прагматического в минимализма. В состав группы вошли. Ян. Бакен (1914 — 1981),. Жан-Карло де. Карло (1919 -2005),. Альдо. Ван. Эйк (1918 — 1999), которые провозгласили создание позднего модернизма. В рамках позднего модернизма я к в подстили впоследствии выделились брутализм (тяжелые монотонные прямолинейные формы, отсутствие облицовки бетонных элементов здания, открытые стальные конструкции и т.д.) и структурализм. Со временем брутализма м начали критиковать за неэстетичность и отстраненность от потребностей человека. Некоторые из критиков считает брутализм худшим из архитектурных стилей XX вних стилів XX ст.

В конце 1960-х гг на волне недовольства»международным стилем», появились проекты зданий в стиле постмодернизма — сочетание деталей разных эпох и стилей, элементов высокой и массовой культуры создатели ем постмодернистского стиля в архитектуре стал американец. Роберт. Вентури (р, 1925). В стиле постмодернизма. Р. Вентури проектировал жилые дома, здания учебных заведений и т.п.. По его проекту был о проведен реконструкцию. Пенсильвании-авеню в. Вашингтоне (1979 — 1982), возведен пристройку к. Национальной галерее в. Лондоне (1986 — 1991). В постмодернистском стиле было оформлено площадь. Пьяцца д’Италия у. Новом. Орлеане (1978,. Луизиана,. США). Архитектор. Чарльз. Мур (1925 — 1993) объединил на этой площади колонны ионського ордера со стальными элементами и неоновым освещением. В. Флоренцииенням.. У. Флоренції

(Италия) архитектор. Филип. Джонсон (1906 — 2005) в постмодернистском стиле построил небоскреб из выдержанным в неоклассическом стиле фасадом. Вся конструкция стоит на здании ренессансной часовне

В 1973 г. продолжалось строительство запроектированного 1955 г. датским архитектором. Йорн. Утцон (р 1918) дома оперы в. Сиднее. Крыша здания состоит из десяти огромных стилизованных раковин, которые част тково входят друг в друга. Изготовлен из бетона крыша весит 26 800 тонн и является самым крышей мирсвіту.

Смелые эксперименты проводили отдельные архитекторы в направлении сочетания классической и современной архитектуры. В центре. Вены на площади. Св. Стефана напротив кафедры XIII — XV вв течение 1985 — 1990 в постмод дернуть стиле построен дом. Хаас хаус со стеклянными зеркальными стенами (архитектор. Ганс. Голлейн (р 1934)). В конце 1980-х pp во дворе музея. Дувра. Париже установлено стеклянную пирамиду, проектантом которой стал американо-китайский архитектор. Бэй. Юймин (р 1917). Открыта 29 марта 1989 г футуристическая конструкция из стекла и бетона вызывала нарекания части историков и искусствоведывознавців.

Появление новых строительных материалов и технологий позволило реализовать ряд архитектурных проектов необычных форм. В конце 1980-х pp в архитектуре появился новый стиль, названный»хай тек»(от англ high technology — высокие технологии). Стиль отличается экспонированием технических устройств, которые обслуживают дом, широким применением в интерьерах стали и специального стекла. Встроенные в доме ах, возведенных в стиле»хай тек», технические элементы рассматриваются как своего рода украшения здания. Учредителями, а вместе наиболее яркими представителями этого стиля является. Ричард. Роджерс (р 1933) и. Р. Энцо. Пиано (р 1937). Общим программным произведением обоих архитекторов стал сводный в 1971 — 1977 pp в. Париже. Центр им. Помпиду. Стены здания центра прозрачные, а все инженерные магистрали умышленно вынесено снаружи здания. В 1980-х pp P. Пиано разрабатывал масштабные проекты реконструкции промышленных зон. Парижа,. Милана и. Турина, по его проекту построен огромный. Музыкальный парк в. Риме (2002). Известным прих ильник стиля»хай тек»является британец. Норман. Фостер (р 1935). По его проектам в. Лондоне через. Темзу был построен мост»Миллениум (1999 — 2002), небоскреб компании»Свис. Ре»(2001 — 2004), новый ста дион. Уэмбли (2003 — 2006), а также реконструировано здание. Британского музея (2000) известным проектом. Н. Фостера, реализованным за пределами. Великобритании, стало восстановление купола рейхстага в. Берл ини (1999кої. Британії, стало відновлення купола рейхстагу в. Берліні (1999).

В последней четверти XX в продолжилось строительство сверхвысоких небоскребов всего таких зданий построено в. США: башни-близнецы. Всемирного торгового центра в. Нью-Йорке (382 м, 1974), а также ряд хмарочо осел в. Чикаго:. Серое. Тауэр (443 м, 1974),. Аон-Центр (346,3 м, 1972), дом корпорации. АОщо.

В 1979 г. была установлена ??Прицкеровской премия — международная премия за выдающиеся достижения в области архитектуры. Ею были отмечены:. Ф. Джонсон (1979),. Р. Мейер (1984),. Р. Вентури (1991),. Р. Пиано (1998),. Н. Фостер (1999),. И. Утцон (2003н (2003).

Современная архитектура в условиях исторической застройки :: Мнения :: РБК Недвижимость

Сергей Чобан, руководящий партнер бюро SPEECH, руководитель берлинского офиса nps tchoban voss, дал «РБК-Недвижимости» эксклюзивное интервью. Знаменитый архитектор рассказал об актуальном — современном развитии городской среды.

Здание на Grosse Hamburger Strasse (Фото: nps tchoban voss)

Сергей Чобан

[FL]- Р[/FL]асскажите, пожалуйста, какие тенденции появились в современной мировой архитектуре за последние несколько лет? С чем связано их появление?

— Объекты становятся более лаконичными и прагматичными по своей форме, при этом более точными в деталях и точными в плане качества исполнения. Большое внимание уделяется долговечности зданий, изменениям в их облике, связанным с физическим старением. Выбираются формы, которые повышают энергоэффективность объекта и не требуют больших энергозатрат при его возведении.

— Здания-скульптуры уже не в моде? Что же происходит и будет происходить с проектами звезд архитектуры, чей стиль и формы зданий узнаваемы?

— У архитекторов такого уровня есть большой круг своих клиентов. Они по-прежнему заказывают архитектуру, обладающую очень острым, индивидуальным характером. Наиболее характерными примерами могут служить проекты Захи Хадид и Даниэля Либескинда. Если посмотреть на проекты, которые они сделали для района CityLife в Милане, мы увидим здания свободных форм. Но новых архитектурных бюро с таким экспрессивным языком архитектуры появляется меньше, а доля прагматичных проектов увеличивается по сравнению с практикой десятилетней давности. Сейчас все больше архитекторов, которые работают с более спокойными формами, но более точными деталями.

Район CityLife в Милане (Фото: Studio Daniel Libeskind)

Архитектурные тенденции в Европе направлены в сторону упрощения форм

— Как отражаются эти новые тенденции на архитектурных конкурсах?

— Если говорить о немецкоязычном и в целом о европейском пространстве, там однозначно тенденция направлена в сторону упрощения форм. Например, мы сейчас участвуем в конкурсе на проектирование объектов для спортивного города, который строит в Германии компания Adidas. Там практически вся архитектурная Европа задействована. В этом городе много объектов разного назначения, в том числе офисных и связанных с коммуникативной активностью. И по решениям, которые принимает компания, видно, что выбор падает на объекты элегантные, но прагматичные, то есть это формы с углами, практически нет бионических форм. По крайней мере такими были два последних одобренных решения.

Сейчас стартует новый конкурс по проектированию здания филиала музея Гуггенхайма в Хельсинки. Результаты конкурса станут известны примерно через полгода. Уверен, что там мы увидим новые тенденции в музейном строительстве и не только. Мы знаем, что музей Гуггенхайма, как правило, фокусирует актуальные тренды в архитектуре. Посмотрим, что там произойдет.

— Не приведут ли изменения, о которых Вы говорите, к тому, что городские кварталы станут скучными?

— Лет сто-двести назад необычные и совсем индивидуальные формы использовались для очень крупных общественных или религиозных объектов. Все объекты гражданского строительства были простыми и отличались только декором фасадов. Понятно, что возвращение к разнообразному декору если и будет, то очень сложным, так как строительное производство на это не ориентировано. Разнообразие должно происходить в деталях, в выборе материалов, в цветовых решениях, в пластике фасада — геометрии членения фасада и его рельефа. Здесь происходит очень много изменений и новаций — например, в области использования префабрицированных элементов из фиброцемента, бетона, керамики. Строительная промышленность реагирует на стремление проектировщиков делать более разнообразные фасады.

— Кстати, Москомархитектура и представители московских домостроительных комбинатов (ДСК) до конца года должны разработать новые возможности для решения фасадов.

— Да, очень правильная тенденция, которая как раз находится в этом ключе.

Здание на Grosse Hamburger Strasse в Берлине (Фото: nps tchoban voss)

Современная архитектура очень часто работает по принципу внешнего контраста, то есть выбирается историческая среда, в которую «сажается» контрастное здание

— Вы проектируете за границей и в России. В Берлине мне удалось увидеть только несколько Ваших построек, среди них — Музей архитектурного рисунка и комплекс «Дом Акваре» возле Берлинского кафедрального собора с огромным аквариумом, через который можно проехать на лифте. Что для Вас важно при проектировании столь разных зданий?

— На сегодняшний день архитектура очень часто работает по принципу внешнего контраста, то есть выбирается историческая среда, в которую «сажается» контрастное здание. Например, вся среда из штукатурки или из камня, а здание — из стекла. Я считаю, что эксплуатировать историческую среду таким образом не очень правильно. Получается, что современная архитектура — как полип, который вырастает на здоровом «теле» исторической архитектуры.

Если говорить об этих двух зданиях, то в них как раз есть тема, которая мне очень нравится. Это создание некоего контраста внутри самого здания.

В «Доме Акваре» основные фасадные решения довольно спокойны, выполнены в камне и находятся в контексте окружающей исторической застройки, а когда вы входите, видите аквариум — это некий всплеск острой современной архитектуры, причем речь идет не только о функции самого аквариума, но и собственно о решении этой функции.

В Музее архитектурного рисунка та же ситуация. Несколько нижних этажей выполнены в бетоне с матричным оттиском, который создает эффектный рельефный узор на фасадах. А последний этаж намеренно современный — из нержавеющей стали и стекла.

Если посмотреть на другие здания в Берлине, которые я делал, например здание на Grosse Hamburger Strasse и отель NHow, — там та же ситуация: есть историческая среда или заново созданная, но отвечающая исторической, и по отношению к ней какая-то часть объекта является остро контрастной. Мне это нравится, потому что архитектура до начала XXв. работала по принципу внутренней гармонии, то есть гармоничное отношение зданий друг к другу было основным началом в архитектуре. А конец XXв. — начало XXIв. дали ноту острого противопоставления.

Отель NHow (Фото: nps tchoban voss)

VTB Арена Парк (Фото: SPEECH)

Офисное здание на Ленинском проспекте (Фото: SPEECH)

Гранатный, 6 (Фото: SPEECH)

— Можно ли зарубежный опыт перенести на российскую почву так, чтобы эти здания и здесь смотрелись органично?

— Начиная с середины 1990-х гг. было построено очень много зданий, качество которых вызывает вопросы. Для Москвы необходимо создать среду, достаточно крепкую, может быть, консервативную, чтобы потом через какое-то время иметь возможность создавать всплески остросовременной архитектуры.

Здания, которые я ранее проектировал совместно с Сергеем Кузнецовым (С.Кузнецов с 2006г. до момента вступления в должность главного архитектора Москвы являлся партнером бюро SPEECH. — Прим. РБК-Недвижимость.) и сейчас уже проектирую без него, скорее, создавали среду, а не полемизировали с ней. Например, это многофункциональный комплекс «VTB Арена Парк» рядом со стадионом «Динамо» или комплекс «Delfos-Плаза» на Можайском валу, офисное здание на Ленинском проспекте или жилое здание на Гранатном, 6. Все эти здания сами по себе формируют среду — они долговечны, обладают качественными фасадами.

Delfos-Плаза (Фото: SPEECH)

Санкт-Птербург Плаза (Фото: Бюро Евгений Герасимов и партнеры, nps tchoba voss, SPEECH)

Лангензипен (Фото: nps tchoban voss и SPEECH)

— А какие здания нужны Санкт-Петербургу?

— Если Москва — это разнообразный ландшафт, который в XXв. перекрывался очень контрастными слоями, то в Петербурге — достаточно цельная и эстетически выдержанная среда, сформированная в XVIII-XIX вв. Здания, которые гармоничны, но контрастно входят в среду, возможны.

Например, офисные центры «Дом Бенуа», «Лангензипен», «Санкт-Петербург Плаза», а также строящийся сейчас комплекс «Невская ратуша».

Нам с Евгением Герасимовым, партнером по петербургским проектам, казалось, что это правильный подход, дающий возможность показать, что современная архитектура обладает и другим потенциалом, кроме как копировать исторические образцы.

Дом Бенуа (Фото: nps tchoban voss, SPEECH)

Невская ратуша (Фото: Бюро Евгений Герасимов и партнеры, nps tchoba voss, SPEECH)

— В одном из Ваших последних проектов — микрогороде в Подмосковье — нет исторической застройки, с которой надо было бы выстраивать диалог. Как там решалась градостроительная задача?

— Проект «В лесу» формирует контекст сам, поэтому очень важно проектировать здания не одной, пусть даже хорошей архитектуры, а развивать градостроительную концепцию таким образом, чтобы разные архитекторы могли создавать разные «лица» своих домов. Мы говорим слово «улица», что означает «у лица домов», то есть у дома должно быть свое лицо, как и у каждого человека. В XXв. возникло гипертрофированное понимание дома, который исчислялся 5-6 подъездами, а на самом деле психологически комфортный масштаб дома — это подъезд, лестнично-лифтовой узел, дом, ограничивающийся одним элементом. По этому пути мы и двигались, создав мастер-план, где есть деление на отдельные дома, фасады и интерьеры входных холлов, сделанные разными архитекторами, российскими и зарубежными. Мы добились того, что в подмосковном микрогороде повторяемости нет, от каждого двора остаются разные впечатления. Также формируется живой, разнообразный образ улицы, проспекта и зеленого центра всего города. Мы нашли оптимальную универсальную систему для планов зданий, фасадных конструкций, но это никак не сказывается на атмосфере города, какой ты ее воспринимаешь, когда приезжаешь туда.

Микрогород В лесу (Фото: SPEECH)

— Мне показалось, что многое проекты, которые рассматриваются на Архитектурном совете Москвы, довольно лаконичны, соответствуют мировой тенденции, о которой Вы говорили.

— То, что архитектура стала более лаконичной, случилось не вчера. Упрощение архитектурных деталей наблюдается последовательно на протяжение ста лет. Почему это происходит — тема для отдельного интервью. Но результатом такого упрощения явилось то, что строительная техника не готова сегодня делать сложные фасады. Возникло взаимное подыгрывание между архитекторами и строительной промышленностью. В итоге сегодня эстетика стала другой, с упрощенными деталями. Хорошо это или плохо? Не знаю. Современная архитектура такова.

России не нужно повторять один к одному эстетические находки, существующие в Западной Европе, в том числе потому, что большинство стран Западной Европы более теплые, имеют более яркий свет, щадящие погодные условия, поэтому у них фасады могут быть с меньшим количеством деталей. А детали фасада проявляют его фактуру, позволяют ему лучше стареть, покрываться естественной патиной, которая потом не выглядит как грязь.

Скорее, не стоит смотреть, что получается в результате каких-то зарубежных тенденций, а надо учитывать, что больше подходит этому месту и его будущим жителям. Я доверяю вкусу горожан, так как они голосуют ногами и рублем, ходят и смотрят на это здание либо не ходят, покупают квартиру или не покупают.

Елена Лыкова

Европа в поисках современной архитектуры: Берлин — 1

До Берлина 580 км. Ура, наконец-то немецкие автобаны! Хвалить немецкие дорги банально, но как же их не хвалить? Когда я составляла маршрут, мне советовали сделать перееезды поменьше: 600-700 км в день — это много, вы устанете и вам будет скучно. Неправда! Я на немецких автобанах не уставала, и мне было весело!

Я даже проверила, до какой скорости можно фактически разогнать мою ласточку (почему, в конце концов, не разогнаться на пустой дороге, если я два года об этом мечтала?). Правда, сын говорит, что сидеть со мной рядом на скорости за 160 было страшновато — я же еще и окрестности пыталась обзирать: «Ой, посмотрите, какие коровки!» Немецкие автобаны бесплатные. Живут же люди!

Наша гостиница рядом с Потсдармер платц.

Вот так Потсдармер платц выглядела в начале прошлого века — это была одна из самых оживленных площадей Берлина, отсюда отправился первый берлинский поезд на Потсдам, здесь в 1924 году появился первый светофор.

Потсдамская площадь была почти полностью разрушена во время боев за Берлин. Бои здесь шли особо упорные и кровопролитные — рядом находилась рейхсканцелярия с подземным бункером Гитлера. Потом по площади проходила демаркационная линия, а когда построили Берлинскую стену, здесь долгие годы был пустырь. Помните, как в фильме «Небо над Берлином» старый писатель в сопровождении ангела бродит по пустырю в поисках Потсдамской площади своей молодости. а его окружают только развалины?

С Берлинской стеной получилась забавная история. Потсдармер платц была территорией ГДР, но, когда возводили стену, часть площади почему-то не огородили. Поэтому сюда вообще никто не имнл права заходить — западные немцы потому что это соседнее государство, восточные — потому что за стеной. Потом поселилась в палатках какая-то коммуна полухиппи-полубомжей и, когда их достали западногерманские пограничники, они сбежали в ГДР — редчайший случай в истории разделенной Германии.

Фотографии стянуты отсюда.

После объединения Потсдармер платц решили отстроить. Генеральным застройщиком выступила компания Debis AG, управляющая недвижимостью Даймлер Крайслер. На площади развернулась грандиозная стройка с ежедневным объемом затрат 2.5 млн. ЕВРО. Городу это строительство обошлось в более чем 5 млрд ЕВРО.

Замысел был насколько масштабным, настолько и трудновыполнимым. В больших городах очень трудно строить в центре — невозможно полностью остановить движение, шум, пыль, неразбериха. А здесь — ничего подобного — слаженная осмысленная работа и никакого хаоса.

Однажды на стройке Потсдармер платц была исполнена «Симфония кранов». Дирижёр подавал цифровые сигналы. Каждый означал какое-либо движение, и все стрелы двигались синхронно со звучанием оркестра. Жалко, что не удалось это увидеть.

В комплексе Даймлер-Крайслер-Сити (архитекторы Ренцо Ринао, Кристофер Кольбеккер) на площади около 70 тысяч кв. метров разместились торговый пассаж, Театр мюзикла, казино и кинотеатр IMAX. В суперсовременную конструкцию из стекла и бетона вписан старый винный ресторан Weinhaus, основанный в 1871 году.

На всей территории послевоенного пустыря осталось всего два строения, реставрация которых ещё была как-то возможна. Weinhaus и гостиница Esplanada, которая была известным, знаковым местом старого Берлина. Туда приходил завтракать сам Кайзер.

Эту гостиницу решили сохранить. Но то место, где стояла гостиница надо было освободить и здание решили передвинуть примерно на 70 метров. И передвинули. 1300 тонн!

Два разных пилона рядом — это Мерседес-центр. Тот, который облицован коричневой плиткой, похожей на кирпич, построен по пректу архитектора Колхоффа. Левее остроугольный прозрачностеклянный пилон — работа Ренцо Пиано. Того самого, что построил в Париже «Центр Помпиду» .

Кольхофф-Тауэр (нем. Kollhoff-Tower) — одна из берлинских высоток на Потсдамской площади, 25 этажей, 103 метра. Проект был завершен в 1999 году. Здание названо в честь архитектора Ганса Кольхофа (Hans Kollhoff).

Сверху на здании смотровая площадка, куда везет за 3.5 ЕВРО и 20 секунд самый скоростной лифт Европы. Вид с нее открывается приблизительно такой:

Стащено отсюда. Это одна из трех самых популярных смотровых площадок Берлина. Две другие — купол Рейхстага и телебашня.

Весь стеклянный, в плане треугольный, Сони-центр создаёт впечатление аквариума, прикрытого сверху японским зонтиком — или как правильнее назвать этот огромный шатер, в профиль напоминающий Фудзияму? Впервые мы увидели его ночью, в сине-сиренево-розовой переливающейся подсветкой. Мерцание купола повторялось в воде бассейнов и фонтанов. Струи переливались молочным светом и постоянно возникали все в новых местах.

И здесь тоже применены природоохранные технологии — дождевая вода собирается, очищается и многократно используется. Площадь ежедневно посещают до 100 тысяч человек.

Сплошное двойное стеклянное остекление — не просто архитектурный изыск. Идея в том, чтобы предоставить служащим в офисах, возможность открывать и закрывать свои окна, когда это им покажется нужным, тем самым экономя на полной климатизации здания (которая редко функционирует правильно и служит рассадником вредных микробов), но одновременно не искушать их возможностью выпасть с 22 этажа, или быть “выдутым” из окна же сильным высотным ветром. Ради этого и делают этот самый двойной фасад (часть фасада “GSW”), в котором наружная оболочка рассчитана на противостояние ветру, но имеет достаточно щелей (зачастую весьма сложных технически), чтобы свежий воздух мог проникнуть внутрь, к обычному окну.

При минимальном знании английского(и/или немецкого, французского, испанского) в Берлине можно сэкономить на обзорной экскурсии.
Бесплатные 3,5 часовые пешеходные экскурсии отправляются ежедневно в 11, 13, 16 часов от Старбука возле Брандербургских ворот. Найти место нетрудно — по скоплению народа и гидам в красных футболках. Записываться заранее не нужно. Попадают все желающие — подходишь, берешь билетик и ждешь начала. Группы водят студенты-волонтеры. За 3.5 часа успеваешь обойти все основные достопримечательности: Бранденбургские ворта, Рейхстаг, мемориал Холокоста, Бебельплац с его памятником сожженным книгам, Чекпойнт-Чарли, Потсдармер-Плац, остатки Берлинской стены, Жандармаркет, Музейный остров, и многое другое.

Наш гид Бруно студент-историк из Англии. Его специализация — новейшая история Германии, период объединения. Поэтому он с особым воодушевлением описывал историю строительства и сноса Берлинской стены.Остатки ее походу встречалась повсеместно. По-моему, к ней впору опять ставить охрану — а то через пару летее всю растащат на сувениры туристы.

Мой английский близок к абсолютному нулю. Но Бруно рассказывал настолько эмоционально, что я поняла гораздо больше, чем могла надеяться: и про бункер Гитлера, и про Чекпойнт-Чарли, и о том, в куда в Берлине лучше сходить и где дешевле поесть. А, в принципе, я и рассчитывала за это время просто пройти по маршруту и посмотреть, что где находится — это быстрей и экономней по затратам мозгов, чем разбираться с картой. Моя молодежь с английским в объеме школьной программы понимала экскурсию вполне нормально.

Так что очень рекомендую. Нужно или минимально знать язык, или заранее прочесть путеводитель, чтобы быть способным самостоятельно отличить хотя бы Рейхстаг от Бранденбургских ворот. Организация называется New Europe, их сайт. Кроме Берлина, такие бесплатные экскурсии проводятся в Мюнхене, Кельне, Париже, Праге, и еще нескольких городах.

Экскурсия закончилась на Музейном острове на лужайке возле Берлинского собора. Оказывается, на траве можно сидеть, и она не пачкает.

Следующее, что в Берлине нужно сделать обязательно, — экскурсия на кораблике. Мы плавали на этом. Существует несколько маршрутов. Наш стоил 8.5 ЕВРО и продолжается 1,5 часа. ISIC и Берлин-кард действуют, обычно есть аудиогид на русском, но это нужно уточнять.

Избитая фраза о том, что Берлин с воды удивительно красив и о том, что в нем мостов больше, чем в Венеции. Но, поверьте, Берлин с воды действительно удивительно красив! Это нужно увидеть обязательно.

Для поездок по городу мы покупали Berlin Welcome Card всем троим. Достаточно удобный вариант: проездной на 48 часов на все виды транспорта и скидка до 50% при посещении многих музеев. Моя Берлинкард себя оправдала, а молодежи вполне хватило бы простого проездного: все те же и даже гораздо большие скидки представлял ISIC — студенческое удостоверение личности. ISIC вещь вообще незаменимая — особенно в Германии и особенно в Берлине. По нему скидки не только почти во всех музеях, но даже в некоторых кафе и магазинах (книжных, сувенирных). Тем, кто явно вышел из студенческого возраста, можно попробовать оформить ITIC, международное преподавательское удостоверение — скидки по нему меньшие, но все равно больше стандартных по Берлинкард.

Сайт Berlin Welcome Card: . В 2010 году карточка на 48 часов стоит 16.90 ЕВРО, на 72 часа 22.90 ЕВРО, на 5 дней 29.90 ЕВРО, она дает право провозить с собой бесплатно троих детей до 13 лет. Система общественного транспорта достаточноо понятна, но лучше с ней разобраться заблаговременно (сайт: http://www.bvg.de/ )

И подтверждаю, ибо на личном опыте убедилась — Берлин действительно можно осмотреть на общественном транспорте. 100 и 200 автобус идут по кругу вдоль всех основных достопримечательностей. По большому счету, если есть желание и время, Берлин за пару дней вполне можно обойти и пешком.

Город прекрасен. Зелени – море, фонтаны бьют, пробок нет. Он сильно пострадал в войну — треть зданий была в большей или меньшей степени разрушена, центр стоял в развалинах полностью. А потом трудности послевоенного времени, когда пострадавшие здания проще было снести, чем реставрировать. Даже руины Шарлотенбурга собирались взорвать. И спасла дворец его директор Маргарет Кюн — она просто переехала жить на развалины музея. На следующий день все газеты вышли с фотографией Маргарет в кровати среди остатков стен — и здание решили оставить в покое. Ну а потом и деньги на реставрацию нашлись.

Берлин капитально начал отстраиваться уже после объединения Германий, и сейчас это выставка достижений современной архитектуры (как сказал мой сын, «Им повезло, что из так разбомбили!»). Такого количества прославленных архитектурных имен вы не найдете на карте ни одного другого города.

Начало отчета здесь:
Варшава

Современная архитектура и город Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

Современная архитектура и город

И.Г.Лежава

В этой статье под «современной архитектурой» подразумевается то давнее, ностальгическое понятие, которым мы пользовались почти весь ХХ век. Есть и другие его названия: «функционализм», «интернациональный стиль» или, более редкое, «эпоха великих мастеров». Но благодаря специальным журналам и французскому «I’ architecture d’au jourd’hui» «современная архитектура» более привычна для нашего слуха. Меня заинтересовало, насколько термин «современная архитектура» соответствует значению, которое он приобрел в начале прошлого века? Это рудимент или реальное живое понятие? И вообще, что происходит в наши дни с архитектурой и градостроительством?

История. Сто лет назад шла жестокая борьба новой, пуританской архитектуры за место под солнцем. Архитектура «современная» — это набор известных авторов, течений и пластических сочетаний. В ее материальной основе — металл, стекло и бетон. «Несовременная» — это те или иные ордерные сочетания, модерн, эклектика и вообще любой историзм. Новый город — широкие проспекты и дома, свободно стоящие под солнцем, старый — узкие улицы и темные дома-колодцы (см. постулаты Афинской хартии).

Поначалу новый стиль формировался в Европе. Позже к нему подключилась Америка, а к 1960-м годам — Япония и другие страны. Тогда «современную архитектуру» возглавляли четыре кумира, четыре великих мастера: Ле Корбюзье, Франк Ллойд Райт, Вальтер Гропиус и Мис ван дер Роэ. Новая архитектура призывала ценить не показную красоту, а зеленые просторы, солнце в окнах и свежий воздух в комнатах. Призывала строить много и быстро (население-то росло). Никаких портиков, фронтонов и каменных рустовок, собирающих грязь. Не дворцы, а дешевые дома для простых людей. Никакой пыли в интерьере! Никаких пуфиков и гардин. Невероятные перспективы сулил технический прогресс.

Раньше у человека с повышением благосостояния тут же возникала необходимость в уборщицах, поварихах, экономках. Теперь стало возможным обойтись без прислуги. Появились холодильник, пылесос, газовая плита, стиральная машина. Жизнь стала более демократичной. Строительную область усовершенствовали грейдеры, подъемные краны, бульдозеры, самосвалы. Интенсивно внедрялись сотни отделочных материалов, металлоконструкций, бетон, асфальт. Однако это было только начало.

Классический период «современной архитектуры» (СА) легко узнаваем благодаря стилю. Но архитектура великих мастеров породила не только стиль. Функционализм резко

расширил диапазон пластических средств. Зодчие освоили неведомые доселе силуэты и формы зданий. Появились огромные стекла, новые виды поверхностей, раздвижные стены, открыто-закрытые пространства и т.д. Началось освоение подземного, надземного и водного пространства, потом и космоса. Всего этого ранее не существовало. «Музыка пространств» стала гораздо сложнее. Какая эйфория царила тогда среди приверженцев нового течения! Какой отсталой представлялась старая, классическая архитектура.

Ле Корбюзье (я буду часто упоминать это имя, поскольку он был первый среди великих), проиграв конкурс на дворец Лиги Наций в Женеве, издевался над победителем Пьером Ваго. Утверждал, что функциональное построение его дворца примитивно, а фасад, перегруженный украшениями, помпезен и некрасив. Толстые стены из камня — дороги. Затхлые интерьеры лишены света и солнца. Казалось, упреки эти безусловно справедливы. Появилась уверенность, что новая архитектура, наконец, нашла свое русло. Но все оказалось гораздо сложнее.

Уже в 1930-е годы началось расшатывание постулатов и понятий в многочисленных хартиях, декларациях, меморандумах и принципах, относящихся к «современной архитектуре». Тезисы Афинской хартии и лозунги С1АМ, призывавшие вместо тесных кварталов в центре городов строить дешевые дома за городом, среди солнца и зелени, не были услышаны. Через десяток лет стоимость жилья в тесном городском цен-

Фантазия Я.Чернихова. Символ «современной архитектуры» 1930-х годов

Типичный московский купеческий особняк начала ХХ века. До 1940-1960-х годов считался архитектурой «дурного вкуса»

тре стала выше, чем на периферии. Социальные контакты оказались предпочтительнее зеленых просторов. Лозунги стандартизации (штамповать дома, как автомобили) тоже не вызвали энтузиазма. Знаменитый штампованный поселок Пессак, построенный Ле Корбюзье, не выдержал испытания временем. Там все однотипные дома были перестроены под нужды владельцев. Дома, естественно, потеряли первоначальную стилевую элегантность, но никто, кроме историков функционализма, не увидел в этом ничего плохого.

Архитектура не могла стоять на месте. После снятия ордерных ограничений все зодчие отправились на поиски новых пластических форм, ломая манифесты ранних функционалистов. Даже тезисы Ле Корбюзье, превозносившие прямой угол «для людей» в противовес кривой дороге «для ослов», завершились его же «кривыми» произведениями. Появился «ленточный» проект нового Алжира, «нелинейный» павильон фирмы «Филипс» и пластичная капелла в Роншане. В начале 1960-х годов стал набирать силу «разгул» архитектурных форм. Каждая страна, каждый город, каждый архитектор пытались сотворить нечто особенное. В этой ситуации противопоставлять одну архитектурную форму другой не имело смысла. Стерильный функционализм стал терять свою силу. Побеждала «всеядность».

Ле Корбюзье. Вилла «Савой». «Изысканный минимализм». 1920-е годы

Ле Корбюзье. Линейный Алжир. Полный отказ от небоскребной сетки современного города. 1950-е годы

«Современная архитектура» начала ветвиться, превращаясь в некое раскидистое дерево. Внутри ее возникли самостоятельные стилистические течения. Стали сменять друг друга неолиберти, футуризм, неопластицизм, архитектурный конструктивизм, неоклассицизм, органическая архитектура, метаболизм, новый брутализм и т.д. Чем больше появлялось «измов», тем более размытым становился привычный образ СА. Можно сказать, что это направление постарело и потеряло определенность первоначального своего значения.

Еще одна потеря. «Современная архитектура» всегда базировалась на устремленности в будущее, к новизне и прогрессу. Но непрерывное производство «новизны» обесценило этот процесс, и он обернулся своей противоположностью — увлеченностью стариной. Появился интерес к охранительству, возникли ретростили, расцвели идеи «воссоздания утраченного», историзм, постмодернизм и т.д. Это был серьезный удар по СА. Постепенно, получив историческую перспективу, функционализм, видимо, влился в единую историко-архитек-турную реку, став предметом истории.

Взрыв. Вернемся в середину прошлого века. Тогда для фанатиков СА каждое здание из стекла и бетона считалось событием. Еще в 1960-е годы значимых построек было мало. Помню обложку «I’ architecture d’au jourd’hui» 1960 года.

Ле Корбюзье. Часовня в Роншане. Отказ от прямых углов. 1950-е годы

Ле Корбюзье. Фрагмент макета небоскребного Парижа будущего. 1920-1930-е годы

На ней поместились все лучшие произведения предыдущего десятилетия. Это были постройки в Европе, США, Бразилии и Японии. Мы знали их буквально в лицо. Знали авторов. Но «интернациональный стиль», как степной пожар, распространился по всему миру. В строительной гонке стало участвовать огромное число стран, названия которых даже не всем известны. Сказывались различия в уровне развития строительных технологий, в национальных традициях и авторских амбициях.

Количественный взрыв породил и другие проблемы. Прошло не более 30 лет, и понятие «современная архитектура» разделилось на два основных потока. Поток Миса ван дер Роэ — массовое коммерческое строительство офисов, обычно в виде неких стеклянных небоскребов. Поток Ле Корбюзье -поиски новых индивидуальных форм, заполняющих элитные журналы.

Начнем с небоскребов. Великие мастера возлагали на них большие надежды. Мис ван дер Роэ построил Сиграм-билдинг в Нью-Йорке и жилые дома на Лейк-Шо-драйв в Чикаго, определив на многие годы стиль высоток во всем мире. Тот же Ле Корбюзье проектировал жилые небоскребные центры в городе на 3 млн. жителей. Их же он предлагал Парижу и Москве. Дезурбанист Франк Ллойд Райт разработал город-дом в виде полуторакилометровой высотной башни. Небоскребы заполнили Манхэттен. Но время неумолимо мчится вперед, и эра небоскребов постепенно проходит. Если не считать

странноватого Москва-Сити, высотки перестали «возбуждать» европейцев. В последнее время они перекочевали в Азию. Сегодня образ азиатских высоток далек от классической СА. Пожалуй, одно из немногих мест, где небоскребы создают уникальную городскую среду, это Гонконг. В остальном Китае и Эмиратах «стекляшки» стали покрывать километровые пространства, превращаясь в заурядную фоновую застройку. Зрелище удручающее! Этакое царство скороспелок. Вот где традиционный «интернациональный стиль», загнивая, доживает свой век. Даже уникальные высотки в шанхайском Падуне напоминают парфюмерные флаконы на полках универмага. Но что интересно, китайцы относятся к ним как к символам грядущей архитектуры. А что если они правы?

Теперь о линии Ле Корбюзье. Уникальные здания появляются постоянно. Среди них есть прекрасные работы. В то же время новизна все меньше интригует зодчих. Все чаще необычная форма воспринимается как рекламный акт или аттракцион. Например, «фаллос» в центре Лондона, «апельсин» напротив Кремля, «жуки» в Севилье или «факел» в Петербурге. В наше время о «сегодняшней» архитектуре выпускаются 1000-страничные книги, фильмы, диски, работает Интернет, но весь этот информационный вал с трудом может охватить 10% построенных объектов, среди которых интересных не более 1%. В душе мало что задерживается. Все ждут «откровений», но они появляются все реже и быстро надоедают, порождая профессиональное безразличие к новым формам.

«Игла» Ф.Л.Райта. Город на 10 тыс. жителей. 1950-е годы

Мис ван дер Роэ. Сиграм-билдинг — один из первых стеклянных небоскребов, открывший эру нового

небоскребостроения

Башня Бурдж-Халифа

Ордер. Как ни странно, среди многообразных явлений современной мировой архитектуры значительную роль начал играть, казалось бы, побежденный классический ордер. Это произошло после того, как выяснилось, что стекло и бетон не столь хороши, как ожидалось. Они не стали всепобеждающими материалами будущего, как прогнозировали классики СА. В то же время традиционная, отделанная ордером толстая каменная стена, над которой так издевался Ле Корбюзье, не собиралась сдаваться. Во многих случаях эта система оказалась предпочтительнее стекла и бетона. В 1970-е классика вернулась в виде постмодернизма и не теряет своих позиций по сей день. Элитные клубы, виллы, любая контекстуальная архитектура или «воссоздание утраченного» даже в одноэтажной Америке не обходятся без ордерных реминисценций. В этом плане интересны проектирование и строительство Патерностер-сквер в Лондоне, выполненные, по мнению авторов, в стиле «нового классицизма» (Т. Фарел, П. Гибсон, Р. Адам, А. Гринберг и др.) [5].

Следует вспомнить и невероятные метаморфозы, связанные с «современной архитектурой» в СССР. В начале прошлого века неожиданно сквозь господство перетятковичей, шехтелей и рербергов пробились ростки конструктивизма, и наша страна стала одним из мировых центров нового движения. Но в середине 1930-х годов случилось неожиданное. Конструктивизм был свыше заменен неким «пролетарским классицизмом». Согласно распространенному мнению, классицизм был любимой архитектурой Сталина, но, думаю, дело в другом. Народ не понимал и не принимал эстетику и философию конструктивизма. Элегантные, летящие, пересекающиеся под прямым углом композиции восхищали только архитектурную элиту. Кроме того, надо понимать, что архитектура 1920-х шла за некими социальными лозунгами. Призывы к обобществлению быта, казенной предопределенности жизни и вторжению государства в семью не вызывали в народе ничего, кроме глухого недовольства. В этой ситуации вождь сознательно стал потакать массам, прекратив

Фрагмент небоскребной застройки в Дубае Шанхай. Новый центр Падун

Гонконг. Самый плотный небоскребный Кен Янг. Зеленый небоскреб город

Норман Фостер. Фаллический символ в лондонском Сити

сомнительные опыты «оголтелых троцкистов». Так родились ордерный «пролетарский классицизм» в архитектуре и «социалистический реализм» в искусстве, просуществовавшие не одно десятилетие. В нашей стране это был серьезный удар по «интернациональному стилю». Однако сегодня трудно представить Москву без сталинской архитектуры.

Здесь уместно отвлечься и попытаться понять, почему именно античная ордерная система стала одной из альтернатив СА. После очистительного дождя функционализма, смывшего классический ордер, могли возродиться другие стили и другие ордеры. Почему, например, не возродился ордер египетский, минойский, персидский, майя? Или еще более совершенный — готический. Попыток было много, но из них ничего значимого не получилось. А античный ордер не только жив, но и развивается (сегодня десятки молодых зодчих заново исповедуют классику). Почему он оказался столь устойчив во времени?

Язык. Пора привыкнуть, что архитектура — это своеобразная знаковая система1, имеющая признаки некоего

1 См. работы по семиотике Тартуской школы, в том числе Ю. Лотмана. Архитектурной семиотикой занимался Умберто Эко.

языка. Язык — это не только то, чем мы пользуемся, читая и разговаривая. Вообще все, что человек видит, — он как бы прочитывает. Архитектура как своеобразный язык обладает грамматикой. Так вот, античный ордер построен по четкой грамматической системе. Его элементы — пьедестал, цоколь, база, колонна, капитель, архитрав, фриз, карниз и, наконец, фронтон — подчинены строгой тектонической взаимозависимости2. Фразы, написанные на ордерном языке, могут передать сотни смысловых оттенков. Язык этот бывает простым и сложным, спокойным и героическим. На фризе или фронтоне, как на картинке в книжке, легко изобразить любое событие или действие. Люди за сотни лет привыкли к ордеру и легко его читают.

Вспомним, как языковые свойства архитектуры использовались в советских городах — общедоступные дворцы с ритмами гигантских колонн и рустованными фасадами. Их фронтоны и фризы с бесконечными барельефами изображали будущую счастливую и богатую жизнь. Людям это нравилось.

2 Взаимозависимость ордерных элементов хорошо демонстрирует Палладио в «Четырех книгах об архитектуре».

Фрагмент МГУ на Ленинских горах. «Сталинский классицизм»

Высотный дом на Котельнической набережной. Наглядная демонстрация будущей счастливой жизни

Патерностер-сквер в Лондоне. «Новый классицизм». 1980-1990-е годы

4 2014 9

Площадь — образец современного европейского градостроительства

А «современная архитектура» демонстрировала всего лишь стерильный минимализм, который прочесть (или хотя бы понять) мог только профессионал. Напомню, со времен иконоборчества простое и понятное изображение, как правило, побеждало абстрактную идею.

Деталь. Не только стремление к чистым формам, лишенным изобразительности, было ахиллесовой пятой функционализма. В нем отсутствовали детали. Известный конструктивист Михаил Барщ объяснял нам, студентам, что резкий переход от функционализма к «сталинскому классицизму» был основан не только на приказах свыше. Когда делегация советских архитекторов, по преимуществу конструктивистов, посетила Италию, им стала ясна огромная роль детали в классической архитектуре, а «современная архитектура» детали не имела.

Йокохама, Япония. Траволаторная улица будущего Советская пятиэтажная застройка

Крытые улицы будущего

Дешевое европейское жилье

Видимо, Ле Корбюзье тоже это понимал. Изобретенная им измерительная система «Модулор», казалось, вводила деталь в современную архитектуру. Сотни архитекторов увлеклись «Модулором», надеясь на открытие у функционализма «нового дыхания» (я был среди них). Но этого не случилось, и «модулорные» поиски потеряли актуальность. В СССР тогда наблюдалось повальное увлечение золотым сечением применительно как к классике, так и к современной архитектуре. Есть люди, до сих пор ищущие тайну его деталей, но пока безуспешно.

Завершая рассуждения о советской архитектуре, нельзя не упомянуть о некоем слое российской архитектуры, который вообще неизвестно как назвать. С середины 1950-х годов в СССР «сталинский классицизм» сменился «хрущевским практицизмом», просуществовавшим до 1990-х. Появились хорошо знакомые панельные пятиэтажки, пилонады, облицованные отваливающимися каменными плитками, бетонные офисные коробки с унылым ритмом окон и бесконечные заводы с грязными стеклами. От западных строительных технологий мы были очень далеки. В СССР на использование каждого куска металла, стекла, камня и даже кирпича требовалось специальное разрешение. Трудно пока понять, что это была за архитектура. Тупик или странное ответвление от мировой линии. Во всяком случае, в СССР никому и в голову не приходило считать этот минимализм «современной архитектурой», а жаль, поскольку тогда в стране работали десятки прекрасных зодчих.

Но вот в 1990-х годах каждое здание в России, построенное по зарубежным стандартам, воспринималось как «прорыв к СА». Мало кто замечал, что это были всего лишь коммерческие постройки средней руки. И опять-таки, не из-за отсутствия хороших зодчих. Во-первых, в России уровень строительства, особенно в отношении выпуска стройматериалов, всегда был очень низок. И низок до сих пор. Во-вторых, нестандартные сооружения всегда затратные, поэтому «шедевры» у нас не культивируются. Экономика слаба, а окружающая нас архитектура и есть «застывшая экономика».

Постфункционализм. Если «современная архитектура» стала предметом истории, то «архитектура сегодняшняя» появляется повсеместно. Логично в нашем контексте отнести ее к постфункционализму. Кто же в мире является его лидером?

На этот вопрос молодой архитектор, скорее всего, перечислит: Химельблау, Эгерат, Фрэнк Гери, Заха Хадид, Либе-скинд, Колхас, Питер Айземан и, конечно, Норман Фостер. Мало кому в голову придет назвать какое-либо азиатское или латиноамериканское имя (разве что Кен Янг). А ведь именно в Азии идет сейчас самое интенсивное строительство и возможно рождение новых архитектур. Я имею в виду не только Японию, Сингапур или Гонконг. Но также Южную Корею, Индию, Индонезию, Малайзию, Китай и, конечно, Эмираты.

Прежде всего следует обратить внимание на Китай. Китай! Это другой мир, другая культура. Китайцы смотрят

болливудские или гонконгские фильмы. У них своя музыка, своя литература, своя поэзия, своя живопись и, наконец, своя философия. У них есть все — от космических ракет до уникальной фармацевтики. Китай живет совершенно самодостаточной жизнью. Убежден, что сотни миллионов простых китайцев не подозревают о существовании Европы. Так вот, там сейчас идет гигантское строительство. Причем не только в Пекине. Огромные небоскребные районы появились в Шанхае, Ганьчжоу, Сычуани. Шэньчжень буквально за 15 лет из бедного 40-тысячного городка превратился в 10-миллионный небоскребный мегаполис, растянувшийся на 100 км. И таких городов несколько. Пока там доминируют довольно примитивные «стекляшки», но уже появляются очень интересные вещи. К этому следует добавить десятки парков развлечений, удивительных аэропортов и лучших в мире скоростных магистралей.

Фантастическое строительство ведется в Эмиратах, где в массе новостроек постоянно появляется нечто новое и интересное. За несколько лет в голой пустыне выросли гигантские города. Пока в Москве, надрываясь, строили Сити, в Эмиратах осуществились строительные фантазии, достойные описания в путешествиях Синдбада. Лес небоскребов вокруг 800-метрового гиганта. Сотни гектаров зеленых рощ, орошаемых потоками пресной воды. Снежные трассы среди пустыни. Острова в виде пальм. Лучшие в мире курорты. Сейчас там построены и строятся огромные торговые центры — целые крытые города. В одном из них сплошное стекло аквариума составляет около 400 кв.м. Все общественные здания, построенные в этом регионе, представляют собой огромные климатроны. В стране рождается новое отношение к архитектуре, новое понимание пространства — то, что мы назвали постфункционализмом.

Европа, не говоря о России, невероятно далека от подобных строительных масштабов. Мы стараемся их не замечать, считая такую архитектуру примитивной и безвкусной. То ли дело в Голландии. Но вспомним, как Европа воспринимала американскую архитектуру до 1950-х годов — «город желтого дьявола», «варварская демонстрация денег». Однако эти «варвары» дали миру десятки великих зодчих, сотни уникальных построек. Сейчас Америка фактически стала лидером мировой архитектуры. Не по такому ли пути идет Азия, постоянно генерируя новое. И не только Азия. А Южная Америка?!

Стиль и красота. Небольшое отступление. Поговорим о стиле и красоте. Мы привыкли к тому, что архитектуру характеризует смена стилей. Их изучают. О них пишут книги. Как-то одна богатая заказчица пыталась у меня выяснить: «Скажите, чем ар деко отличается от ар нуво?» Интересовались и корреспонденты: «А что за стиль в лужковской Москве?» Стыдно признаться, но нет больше привычных стилей, а новые этикетки еще не навешены. Их и вешать некуда. Раньше две-три страны формировали стиль. Появлялись стили как-то синхронно и были похожи: ар нуво, сецессион, модерн, югендстиль, либерти. По традиции функционалисты тоже

формировали свой, «интернациональный» стиль, легко узнаваемый и сегодня. Но продержался он не долго. Возможно, формируется новый этап развития архитектуры «бесстильной» или «многостильной» (что, в сущности, одно и то же).

Меняется и представление о красоте. Развенчан миф о том, что есть хорошая и плохая, красивая и некрасивая архитектура. Мы начали понимать, что всеобщей, универсальной красоты не существует! Человек воспринимает красоту соответственно своему воспитанию. Мы видим только то, что знаем и понимаем. Так, японец собирает обыкновенные камни, ставит их на распаханный гравий и получает сад камней — место медитации и эстетического любования. Но для русского крестьянина камни будут досадной помехой на делянке для выращивания капусты. Господство в последние годы инсталляционного искусства вообще обесценило само понятие красоты (не говоря уже о стиле). Теперь эстетизировать можно любую среду: разваливающиеся города, покосившиеся здания, ржавые лестницы,кирпичные стены в осыпающейся штукатурке, металлоконструкции столетней давности. Так исчезает грань между архитектурой и неархитектурой. В наступающей новой эре представление о красоте настолько расширилось, что начинает терять всякий смысл.

Выяснилось, что вообще любые оценки нестабильны. То, что сегодня выглядит красиво, завтра может стать уродливым, и наоборот. Вспомним резкие повороты в отношениях к конструктивизму, русскому модерну или к «сталинскому ампиру» за последние десятилетия. В них нет ничего удивительного. Дэвид Юм предупреждал: «Прекрасное не есть качество, существующее в самих вещах; оно существует исключительно в духе, созерцающем их, и дух каждого человека усматривает иную красоту. Поиски подлинно прекрасного или подлинно безобразного… бесплодны» [1]. Ему вторит Умберто Эко: «…наши представления о красоте меняются не только в зависимости от исторической эпохи. Но даже и внутри одной эпохи, и даже внутри одной страны, могут быть разные эстетические идеалы» [4].

Но и это еще не все. Города непрерывно растут. Количество зданий, претендующих на высокий архитектурный статус, стремительно увеличивается. Даже профессионалы не успевают их фиксировать, не говоря уже о простых жителях. Отдельные сооружения перестают волновать. Конечно, иногда строятся уникальные объекты, но если раньше они долго служили маяками современной архитектуры, то теперь их трудно задержать в сознании. Все чаще вчерашние шедевры начинают раздражать и их без сожаления сносят, как снесли знаменитый Дом политпросвещения на Трубной площади в Москве.

Города. На фоне расширяющихся привычных представлений о стиле, красоте, гармонии и даже о целях архитектурного творчества архитектура в определенной мере насытилась бесконечным количеством форм и стилей. К тому же путь от рисунка к постройке стал много короче. Гармоничная пропорциональность, необычность формы или ее притяза-

тельность перестают нас волновать, поскольку построить можно что угодно. В этой ситуации меняется сама парадигма архитектуры. Становится важной не форма сооружения, а то, как оно включается в городскую среду. Только системы зданий, объединенные в улицы, комплексы, центры, способны вызвать интерес. Это уже не та архитектура, к которой мы привыкли. В зодчестве начинает лидировать не здание, а преднамеренно созданный «городской интерьер». Изменились и масштабы строительства, и его сроки. Вспомним 10-миллионный китайский город Шэньчжень, построенный за полтора десятилетия. Поэтому, скорее всего, основой грядущего постфункционализма станет не сооружение, а интегрированная городская среда. Еще Н.Ладовский утверждал, что «материал архитектуры — это пространство, а не камень» [3]. Сегодня это пространство города.

Город как комплексное явление состоит из массы разнообразных объектов. Поскольку советские города всю вторую половину прошлого века на архитектурные шедевры не претендовали, рассуждения архитекторов о значимой городской среде касались лишь городов исторических. Нечто похожее происходило на Западе, где появились первые пешеходные улицы, «скорректированные» Якобом Бакемой и Ван ден Бруком. В Сингапуре среди небоскребных скелетов возникли великолепно отреставрированные трехэтажные кварталы. Люди старались не разрушать уникальный облик Венеции, Брюгге, Вены или Флоренции. Разрабатывались сложнейшие процедуры, контролирующие появление в этих городах новых объектов. Но есть и другие города. Города, не имеющие лица. В России их тысячи.

Как ни странно, большинство крупных городов обладает уникальным свойством — «всеядностью». Со временем они «пожирают» и «переваривают» любые объекты. Отторжения довольно редки. При этом новые здания не всегда подчиняются окружению. В городской среде они могут как лидировать, так и диссонировать. Это в полной мере относится к центру Москвы, где соседствуют ампир, эклектика, модерн, стиль «рус», конструктивизм, «пролетарская классика», хрущевский примитивизм и лужковские башенки, создавая неповторимую городскую среду столицы. Но новые города, видимо, будут иными.

Не только ввиду роста населения, но и из-за катастрофического старения жилого фонда и растущей нормы квадратных метров на человека нам все чаще придется создавать новые города со сложной внутренней пластикой. Не только в подражание старым образцам. Новые и сверхновые градостроительные идеи могут обретать иные формы. Видимо, одним из направлений развития постфункционализма будет город как единое сооружение с бесконечным перетеканием интерьеров в экстерьеры. Уже начинают появляться небольшие города, построенные как единое сооружение. Так, Рикардо Бофилл и Лео Крие проектируют и с успехом строят поселения, используя градостроительные стандарты лучших городов прошлого. Но есть города новой генерации.

В Абу-Даби (ОАЭ) вблизи международного аэропорта строится по проекту Нормана Фостера город будущего Маздар [2]. Университетская его часть уже построена. Очень плотный город средней этажности рассчитан на 50 тыс. ночного населения и 100 тыс. — дневного. Улицы узкие и прохладные. Часть центра перекрыта панелями с солнечными батареями. Кроме того, рядом, в пустыне, сооружены целые поля солнечных батарей, дающих городу электроэнергию. Город построен из экологически безопасного материала. К тому же Маздар полностью пешеходен, поскольку построен на плите, поднятой на семь метров над землей. Под ней функционирует транспорт — как личный, так и общественный, включая метро. Там же находится единая инфраструктура, регулирующая потребление городом воды, тепла и энергии. Она еще контролирует все виды выбросов, в том числе и в атмосферу. Это тот случай, когда город не изолируется от природы, а напротив, пытается спасти природу от своего воздействия.

По функции это знакомый нам с советских времен наукоград, построенный, однако, по технологиям XXI века.

Целостный и неделимый средневековый город

Робер Крие. Пешеходное жилое образование, спроектированное по типу средневекового городка

Маздар не только экологически совершенный город3. Он позиционируется как всеарабский центр изучения экотех-нологий. С точки зрения тенденций в развитии архитектуры XXI века этот город представляет особый интерес (было бы полезно сравнить его со Сколково). Прежде всего это компактное городское образование. Компактность объясняется не только климатом. Мощный подиум, буквально набитый инфраструктурой, перекрытые пространства, пешеходность города также требовали плотности. Традиционное скопище домов, рассыпанных, как овцы по лугу, не подходило для новой, высокотехнологичной городской застройки.

Не следует думать, что подобные плотные города — явление уникальное. Самодостаточными были античные города, а также Апамея, Пальмира и Герасса, африканская Лептис-Маг-на и др., города средневековые и идеальные города Ренессанса, как Пальма-Нуова. Показательны также советские проекты

3 В последнее время появились экогорода Хамерби в Швеции и Куритиба в Бразилии.

Идеальный город Ренессанса

Центр Маздара. Архитектор Норман Фостер

«алмазных» городов шестидесятых, заполярный «золотой» город вблизи Билибино. Элементы нового градостроительства можно искать во многих современных сооружениях. Например, аэропорт Хитроу — гигантская многоуровневая структура со своим обслуживанием и уникальным внутренним электротранспортом — способен пропускать до 150 тыс. пассажиров в день. Моря бороздят десятки экологически чистых круизных лайнеров, вмещающих более 10 тыс. человек. Это фактически модели экогородов. Наконец, современные небоскребы. Их обслуживают мощные инженерные структуры, контролирующие все системы жизненного обеспечения (СЖО)4. К ним близки суперсовременные промышленные предприятия. Характерно, что почти все перечисленные объекты очень компактны и развиваются только до определенных пределов. Сложная инженерная суперсистема, их обслуживающая, не может непрерывно менять параметры. Если современные города, как плесень, расползаются на окружающие территории, то города нового поколения, скорее всего, будут компактными и размножаться единицами, как более совершенные живые существа.

Образ такого города для нас не вполне привычен. Это будет единый организм, где роль и место каждого элемента будут заранее определены, где возобладают крытые, «пассажные» улицы и площади (пассажи стали захватывать европейские города еще в XIX веке). Это будет город экстерьеров и интерьеров, перетекающих друг в друга.

Естественно, в огромной России не будет единственной формы расселения. Мегаполисы, накопившие многовековые традиции, будут развиваться по своим законам. Останется и будет совершенствоваться такая уникальная, типично российская форма поселения, как дача. Будут совершенствоваться сельские населенные пункты. Но следует уяснить, что мировая и особенно российская архитектура никогда не станет прежней. Надо просто принять это и целенаправленно, углубленно, в виде построек, статей, исследований или пластических фантазий, создавать будущую среду обитания. Мы прогнозируем развитие военной техники, автостроения или авиации на десятилетия вперед. Странно, но в архитектуре, от которой во многом зависит наша жизнь, мы этого практически не делаем. Даже если речь идет о перспективе развития городов. А следовало бы. Если мы хотим выжить в быстроменяющемся мире, нужно активизировать в этом направлении весь наш технический и интеллектуальный потенциал.

Не стоит уповать на Запад. В России с ее историей, огромной территорией, уникальными экономикой и градостроительством сложилась совершенно особая система расселения. Следует осознать, что российские города всегда будут не похожи на города в Нидерландах, Тироле, Огайо, Сычуане или Эль-Риаде. Если не будем искать свой путь,

4 Термин применяется при постройке обитаемых космических станций. Системы инженерного оборудования современных суперзданий по сложности приближаются к космическим образцам.

как бы не пришлось в скором времени униженно подражать высотным «дезодорантам» Шанхая, «раковинам» Дубая или «архитектурным имитациям» Лас-Вегаса.

Литература

1. Юм Д. О норме вкуса. М.: Эстетика, 1979. С. 27.

2. Бабуров В. Город солнца // Галерея недвижимости. 2013. №5 (113). С. 31-35.

3. Современная архитектура. 1929. №4. С. 143-144.

4. История красоты / Под ред. Умберто Эко. М.: Слово/ Slovo, 2007. С. 246.

5. Architectural Design Profile. 1992. №97.

6. Khzanov M., Lezhava I., Shubenkov M., Mullagildin R. Vologda-Sibstream team // Proposals for the International Competition of Sustainable Urban Systems Design. 22nd World Gas Conference. Tokyo, 2003.

Literatura

1. Yum D. O norme vkusa. M.: Estetika, 1979. S. 27.

2. Baburov V. Gorod solntsa // Galereya nedvizhimosti. 2013. №5 (113). S. 31-35.

3. Sovremennaya arhitektura. 1929. №4. S. 143-144.

4. Istoria krasoty / Pod red. Umberto Eko. M.: Slovo, 2007. C. 246.

Contemporary Architecture and the City. By I.G.Lezhava

The article looks at the metamorphoses of the concept of «contemporary architecture», which is presented as an embodiment of new architectural ideas, not having any correlation with time and based upon the movement to the future, towards innovations and progress. The author traces the ways of development of world architecture, changes in forms, scales and realizations of architectural objects from the classic period, through post-modernism, functionalism and minimalism and back to the classical elements and the contemporary state of architecture, its new forms and trends. Judging from the context of the incredible extension of the contemporary idea of style, beauty and harmony, the author predicts the new stage in the development of architecture, which is going to be «multistylistic» and described as postfunctionalism. The author believes that the creation of new compact cities with complex inner plastics will be one of the trends within postfuctionalism.

Ключевые слова: «современная архитектура», метаморфозы, стили и формы,тенденции развития современной архитектуры, постфункционализм.

Key words: «contempopary architecture», metamorfoses, styles and forms, tendencies of development of modern architecture, postfunctionalism.

Приглашаем в мир современной архитектуры Северной Европы

Комплекс отличается нордическим характером. Он спроектирован в архитектуре Северной Европы. Об этом говорят внешняя отделка, планировка квартир, входные подъездные группы, цветовые решения и т. д.

Жилой квартал «Норд»